ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Цеханович Борис Геннадьевич
Летом 41го

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 6.60*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение Часть 3 главы 4, 7,8,9,10

  Глава четвёртая.
  
   Сундуков был родом с глухой, небольшой деревни, в такой сибирской глубинке, что даже советская власть сумела туда добраться только в 22 году. Как бы в деревне знали, что в Рассее давно нет царя, что где-то бьются большаки с белыми, которых никто в этой глуши не видел и которых деревенские мужики, как всякой власти, остерегались. Сидели в своём медвежьем углу тихо, незаметно, на самообеспечении. Жили рыбалкой, охотой, что-то там сажали на своих больших огородах. А когда необходимо было пополнить запасы пороха, муки и другого необходимого, да ещё на долгую зиму, собирались артелью и по реке в течение недели шли на нескольких больших лодках к населённым местам. Мигом закупались, чтобы не наткнуться на власть - белых или большаков, неважно и также быстро исчезали. Вот так и прожили без печали до 22 года. А зимой до них добрался уполномоченный от советской власти и за долгие месяцы зимы перебалгучил всю деревню. Так деревня присоединилась к остальной стране. Деревня зажила новой жизнью, организовалась охотничья артель. А так как всё-таки они жили в совсем далёкой глуши, все невзгоды, болезни, перегибы, становление колхозной жизни, индустрилизация и культурная революция прошли вдалеке от них, не всколыхнув ни взрослых, ни молодёжь. Да, культурная революция, а вернее борьба за всеобщую грамотность всё-таки зацепила деревню и Сундуков Тимофей научился читать, писать и считать. Правда, только в пределах сложения и вычитания. Но и это было большим достижением для деревенского парня, не видящего ничего кроме своей деревни и бескрайнего леса, где он охотился в составе артели. Не сказать, чтобы он был замкнутым и совсем тупым - просто был обычным деревенским парнем из глухой деревни. Слышал рассказы взрослых мужиков о другом и большом мире, но как-то это так проходило мимо и не укладывалось в сознании деревенского парня, не задумывающего дальше завтрашнего дня. Но когда его призвали на действительную службу в Рабоче-Крестьянскую Красную армию, когда он совершил целое путешествие со своей деревни в краевой город, увидел большой мир, паровозы и пароходы. Когда по железной дороге проехал до самой западной Белоруссии, он был просто раздавлен масштабами, многолюдством и многообразием открывшегося нового мира. В армии он замкнулся ещё больше, внутренне осознавая свою ничтожность, и от этого с готовностью подчинился более образованным и продвинутым новым товарищам и командиру отделения сержанту Никифорову, добросовестно выполняя несложные обязанности красноармейца и был неплохим бойцом. Единственно с кем сошёлся, это был красноармеец Иван Аксёнов с вятских краёв. Тоже с деревни, которая в отличии от деревни Сундукова, хлебнула и пережила всё, оставив в душе неплохого деревенского паренька сумятицу и нерешительность. И он тоже с охотой и готовностью подчинился сержанту Никифорову, городскому жителю, циничному и с сильным характером.
   Всё, чем жила страна, к чему стремилась, чем гордилась, проходила мимо не особо замутнённого сознания Сундукова и Аксёнова. Они механически поддерживали все начинания, внимательно слушали лекции и опять не вникали, морщили лоб, с трудом и под смешки сослуживцев, отвечали на вопросы в ходе политических занятий, вместе со всеми голосовали Против...., Против чего - тоже не вникали. И после службы вернулись бы обратно, к такому привычному существованию.
   Но война всё сломала.... Полк был разбит. Разбит сразу и наголово. Если бы не сержант Никифоров, Сундуков с Аксёновым в плен попали бы ещё там. Но опытный и более решительный сержант сумел сам выжить и вытащить их из этого ужаса и как они думали и смерти. Благодарные за это, они с благоговением смотрели на своего спасителя. И они пошли на восток, пошли бездумно за сержантом, вручив тому свои жизни и судьбы. Но тот шёл на восток, сначала по запарке, чисто механически, идя на соединение со своими. А когда попытались перейти дорогу и увидели длиннющую колонну пленных красноармейцев, да ещё когда напротив их кустов, где они затаились, конвоиры запросто и равнодушно пристрелили обессиленного и легкораненого пленного, это потрясло всех троих. И теперь Никифоров не особо стремился соединиться с армией, а решил отсидеться в глуши и там переждать лихое время. А потом принимать решение. Так они и оказались в этих местах, осели и беззастенчиво стали грабить местное крестьянство, постепенно входя во вкус. Первое время Сундукова и Аксёнова мучили некие смутные сомнения в правильности действий обнаглевшего младшего командира, но такого понятия как совесть и порядочность, не говоря уже об гуманизме - они не знали. А через несколько дней вообще отмахнулись от непонятных душевных угрызений. Жили сытно, пьяно и во всём полагались на своего, более продвинутого и наглого сержанта и не задумывались насчёт будущего, бездумно и во хмелю считая, что лето и такая лёгкая жизнь будет длиться до бесконечности....
   Но появился страшный и более сильный, чем сержант майор Третьяков, легко и просто пристрелил бывшего командира. А возможность так просто лечь рядом с сержантом испугала обоих до икоты.
   Они с усердием вычистили не только поляну, но и всё вокруг неё, постирались и насколько было возможно привели себя в порядок. Но майор не появился вечером, не было его утром и в обед они тронулись в путь. И буквально на следующий день попались полицаям. Попались по-детски и бестолково влезли прямо тем в руки.
   Попинали слегка, повозили мордой по земле, но так как оружия при них не было, отделались они легко. Доставили в город, где с пристрастием допросили и выдоили из них всё, что можно было выдоить.
   Полиция только образовалось и, видя их бестолковость и готовность делать всё, только бы не били, начальник полиции определил их на различные грязные хозяйственные работы, которые они с охотой и старательно выполняли. Содержали в отдельном помещении, под замком, но камерой назвать комнату, хоть и захламленную, было нельзя. Каждый день выводили на работу, в том числе они участвовали в кормёжке арестованных в камерах, битком набитых до отказа, вонючих, грязных и тёмных. Оценив разницу в содержании, да и в питании, они работали ещё старательней. Обширная территория полиции была обнесена высоким и глухим забором, где находилось само здание полиции, камеры, гараж, правда без машин, гораздо большая конюшня, вмещавшая в себя до двадцати стойл для лошадей, лёгкая постройка для приготовления пищи для заключённых и полицаев, большая часть которых, тоже проживала здесь же, в отдельном и приличном здании и другие хоз постройки.
   Кормили Сундукова с Аксёновым отдельно от арестованных, со стола полицаев, остатками..., уже изрядно остывшими, после их приёма пищи, но сносно. После чего они в течение двух часов должны были помыть посуду и помочь повару, а потом поступали в распоряжение завхоза полиции, пожилого, прижимистого дядьки и они под его строгим присмотром крутились целый день и уже к концу, еле волоча ноги, приходили в свою комнату, где их замыкали, и падали без сил на топчан.
   Особо за ними не следили и запросто можно было убежать. И убежали бы, если рядом с ними была более активная и целеустремлённая натура, но никто их не теребил, ничего подобного не предлагал, а самим им в голову такие мысли не приходили. А с чего им приходить, если была крыша над головой, кормили неплохо, пару раз мыли в бане, где они смогли постираться.... Не били.... Ну и что, что работа тяжелая.... И в деревне от зари до зари работали и в армии не без этого. А так куда-то надо идти, голодать... А если словят, то ведь могут и повесить... В полицию на тот момент было набрано всего двадцать полицаев и их здорово не хватало, чтобы охватить даже город, не говоря уже об районе. И уже несколько раз во двор выходил высокий, статный и суровый начальник полиции, которого тут боялись все. Выходил, курил, молча наблюдая за работой Сундукова и Аксёнова, а те под сумрачным взглядом главного начальника ещё старательней махали мётлами или другим инструментом. А тот покурит, поглядит и уйдёт. Подходили рядовые полицейские, угощали куревом, доброжелательно посмеиваясь, предлагали: - А что? Идите к нам служить... Хлопцы вы старательные. Обмундировка, паёк... Оружие вот... Власть мы... Советы больше не вернутся, так что свою жизнь строить надо...
   Наверно, если бы их били, содержали в камере вместе с остальными арестованными, кормили хреново или, например, среди полицаев были бы и бывшие окруженцы, Сундуков и Аксёнов согласились. Но толчка не было. Кормили, для их положения, неплохо, не били, не было других примеров перед глазами и все эти предложения проходили мимо их. Вернее, Сундуков и пошёл бы..., но хотелось... бы не одному, а чтоб и Аксёнов тоже за компанию, так сказать, разделив ответственность за решение пополам. А тот "телился" и только невразумительно что-то мычал на прозрачные намёки товарища и не понять было чего он мялся. То ли от трусости, то ли по другой причине... Так они и работали при полиции, не о чём особом не задумываясь.
   Вроде бы только заснули, как загремел замок и в открытую дверь, из сереющего проёма, прокричали: - Сундуков..., Сундуков..., выходи.
   Привычно вскинувшись на свою фамилию, с трудом разлепив глаза, Сундуков сел на краю топчана, ещё ничего не соображая.
   - Сундуков..., блядь, оглох что ли? - Вновь послышался недовольный голос, уже предполагающий не хилый пинок под задницу или удар кулаком в рыло, что сразу привело того в рабочее состояние.
   - Я..., счас..., счас..., - быстро натянул сапоги и выскочил в коридор, но удар под жопу всё-таки получил.
   - Ты чего там телишься? - И новый чувствительный удар в спину прикладом винтовки, - выходи....
   От удара тот вылетел на улицу, где в предрассветной тьме была видна суета около камер с арестованными. Там тоже слышались ругань, звучные удары и крики боли.
   - Чего встал? Где твоя лопата? - Послышался злой голос знакомого полицая, ещё днём доброжелательно общавшийся с Сундуковым и Аксёновым.
   - Я счас... тут она у меня..., - и, не дожидаясь нового удара, Сундуков нырнул в ещё большую темноту навеса и тут же нащупал черенок лопаты, - здесь..., здесь.., беру уже.
   - Совковую тоже бери, - прозвучала новая команда и Сундуков тут же ухватил и совковую лопату.
   Когда он вышел и влился в царящую на дворе суматоху, то быстро разобрался в чём дело. Из камеры на двор выгнали несколько еврейских семей и они теперь плотной кучей стояли посередине двора, осыпаемыми градом ударов полицаев.
   Сундукова толчками и пинками подогнали к евреям и тоже впихнули туда, вовнутрь небольшой толпы. Понимая, что твориться что-то страшное, в которое он попал по ошибке, Сундуков ухватился руками за черенки лопат и, выставив их, как обереги перед собой, неистово закричал: - Я не еврей... я не еврей... Я НЕ ЕВРЕЙйййй.....
   То ли услышали, то ли разобрались, но его тут же выхватили и вытащили обратно, дали увесистую оплеуху, которую он, счастливый от такого поворота, даже и не заметил.
   После некоторой суматохи, евреев наконец-то построили в небольшую колонну и погнали со двора полиции во всё светлеющий предрассветный сумрак. Сундуков, закинув лопаты на плечо, шёл рядом и как бы отдельно. И не с евреями и не с полицаями, неосознанно пытаясь отгородиться и от первых и от вторых, понимая, что для евреев это был последний путь и он нужен там для завершения этого пути.
   Через некоторое время из проулка вывернула телега, которую полицая встретили радостными возгласами и по очереди стали подбегать к ней и прикладываться к четвертной бутыли с самогоном, снимая алкоголем напряжение от неправедного дела и, задавливая остатки человечности.
   Бить евреев перестали, но более активно погнали к только им известному месту, которое оказалось в двух километрах от города в заброшенном карьере, где местные жители до войны брали глину для своих хозяйственных нужд. Здесь их уже ждал зам начальника полиции, при котором полицаи подтянулись, выказывая усердие и рвение, отчего количество ударов, тычков и ругани увеличилось в несколько раз.
   Хоть и, выглядел Сундуков туповатым и недалёким, но не до такой степени, чтобы не знать об ночных расстрелах евреев. Даже слышал объяснения полицаев - мол, они продали Иисуса Христа, обдирали и обманывали народ и за это теперь должны понести расплату. Все. От стариков до детей.
   Евреев оказалось ровно двадцать человек. Их быстро разбили на несколько частей и на какое-то время оставили в покое, под охраной двух полицаев, а остальные оживлённо столпились около телеги и зам начальника полиции, выпив первым самогонки, дал отмашку, отойдя в сторону закусывая здоровым ломтем хлеба с салом. Полицаи, скрывая криками и излишней суетой нервное напряжение, загомонили, чересчур оживлённо затолкались вокруг телеги и стали быстро опрокидывать в себя самогонку, торопливо зажёвывая её уже нарезанной и готовой закуской.
   - Ну, всё.... Всё... Потом..., потом будете пить. Кто первые?
   Вытирая рты рукавом и проявляя рвение, первая пятёрка полицаев вышла на исходную позицию, готовя винтовки, а к месту расстрела остальные погнали первую семью, тоже в пять человек.
   Евреи с самого начала понимали, чем закончится их арест и давно смирились со смертью. И Сундуков, обострившимися от происходящего чувствами прекрасно видел, что евреи воспринимают данную казнь, как облегчение и воспринимают её как должный конец. Даже вроде бы желали, чтобы всё это закончилось быстрее. Но всё равно, как бы они не были готовы, когда их повели, не дав попрощаться с остальными, в предутреннюю серую темноту взлетели плач, крики мольбы и прощания с не таким уж плохим миром.... И удары, пинки и ругань полицаев не могли их прекратить и заставить молчать.
   Семью выстроили у отвесного обрывчика и те, обнявшись, сразу сбились в кучу, где мать с отцом своими телами пытались закрыть двух дочек-подростков и мальчика девяти лет, спрятав головы внутри человеческой кучи.
   Сундуков до боли в руках сжал свои лопаты и отвернулся, только бы не видеть того ужаса, творившегося на его глазах.
   - Этого не может быть..., этого не может быть..., этого не может быть..., - как молитву твердил Сундуков, пытаясь психологически отгородиться от происходящего. Если бы сейчас, там стояли красноармейцы, или даже гражданские мужчины, то он бы только радовался, что не он там стоит. Но там стояли мирные и гражданские люди, семья. Хоть и еврейская, но люди, которые не несли никакой опасности для немецкого режима. Да...., их можно было использовать на работах, ещё как-то. Но убивать.... В этом не было никакого смысла. Ни практического, не военного.
   Конечно, у него таких мыслей не было, они лишь бестелесными тенями метались в перевозбуждённом мозгу и он больше боялся за себя.
   Сильный удар по плечу и грозный окрик, заставил его испуганно вздрогнуть: - Ты чего отвернулся? Смотри туда..., а то сам там окажешься, - рядом стоял зам начальника полиции и это он с силой повернул Сундукова и заставлял смотреть на казнь.
   Полицаи выстроились шеренгой напротив приговорённых, по команде подняли винтовки, стволы которых качались в разные стороны то ли от выпитого, то ли всё-таки от внутреннего напряжения от неправедного дела. Но по команде старшего - Целься! Они выровнялись и довольно дружно выстрелили. Но пули поразили только отца с матерью и они, цепляясь за своих детей медленно, до ужаса медленно, опрокинулись на землю, оставив детей один на один со своими убийцами. Послышался громкий мат и полицаи стали судорожно передёргивать затворы и стрелять в детей вразнобой и без команды, пока те тоже не упали. Но ужас на этом не закончился. Несмотря на беспорядочную стрельбу все пятеро расстреливаемых были живы. Ранены, кто тяжело, кто легко, но всё ещё живы. Отец с матерью из последних сил ползали по земле в неосознанном желании закрыть своими окровавленными телами, из которых вместе с обильными толчками крови уходили последние силы и сама жизнь, закрыть своих детей..., раненых легко детей и кричащих больше от испуга, чем от боли. А их убийцы в оцепенении смотрели на это, опустив стволы винтовок.
   - Что стоите, бараны? Добивайте..., - рявкнул начальник, приводя своим недовольным криком подчинённых в чувство. И те сорвались с места, кинулись к жертвам и практически в упор стали выстрелами добивать евреев. Всё закончилось в минуту и убийцы, забрызганные кровью и мозгами, шатаясь больше от совершённого преступления, чем от выпитого, отошли к телеге, где стали судорожно пить самогон. Видать, не всё человеческое ещё было погублено внутри их, но они встали на ту дорогу, откуда уже не было возврата и был только один путь - по ней идти дальше и катиться вниз.
   Со следующей семьёй произошло тоже самое и зам начальника полиции, разъярённый бестолковыми действиями подчинённых, сам лично расстрелял следующую еврейскую семью из семи человек. И не всё у него получилось гладко, хотя и лучше чем у других, отчего он рассвирепел ещё больше и, схватив Сундукова за руку, неистово заорал.
   - Что!? Думаешь их только закопаешь и чистеньким останешься...? Нет.., хрен тебе в глотку.... Теперь ты..., - и потянул обмертвевшего Сундукова к месту казни, куда подгоняли последнюю семью из трёх человек. Отец, мать и десятилетняя девочка, вцепившиеся руками в юбку матери. А старший полицай продолжал распоряжаться и орать, - винтовку сюда. На..., держи... Хочешь в сторонке стоять....? Не получится...
   Сундуков в ужасе отталкивал от себя винтовку, а её совали вновь и вновь. И теперь на него орали все полицаи, окружившие плотной толпой, а через некоторое время зам начальника выхватил пистолет и ткнул в висок: - Стреляй, сука.... Считаю до трёх и потом ты становишься рядом с ними.... Раз...., два....
   Одуревший от страха, от рёва, окруживших полицаев, от вида пистолета, Сундуков схватил винтовку и, задавливая в себе все чувства, почти не глядя, выстрелил в сторону казнимых с облегчающим ощущением, что промазал.
   .... Но..., не промазал. Во время злобного рёва и крика, ругани, толчков и угроз, Сундукова, незаметно подтащили почти вплотную к расстреливаемым и от выстрела на его лицо попали многочисленные мелкие капли крови, а отец семейства вскинул руки к горлу, куда попала пуля и, захлёбываясь кровью с воздухом, со страшным хлюпаньем вырывающийся из раны, упал и стал кататься по земле. А Сундуков, помертвейший от произошедшего, беспомощно опустил винтовку.
   - Стреляй...., - рявкнул над ухом старший полицай и больно ткнул пистолетом в бок, а потом выстрелил над головой и Сундуков, очнувшись от столбняка, трясущимися руками передёрнул затвор и, опять не целясь, выстрелил уже в мать, попав ей в бок. Женщина вздрогнула, негромко вскрикнула, но не упала, а медленно повернувшись, закрыла своим телом дочку и осталась стоять, сгорбившись и нависнув над ней.
   В ужасе вновь передёрнув затвор, Сундуков вскинул винтовку и, направив ствол в голову женщине, выстрелил, попав в затылок и женщина безмолвно упала на испуганно кричавшую дочь, полностью накрыв её.
   Сундуков судорожно передёргивал затвор, нажимал на курок и слышал во внезапно наступившей тишине только сухое щёлканье курка, не замечая, как от него отхлынули полицаи и, не видя ослепительной вспышки фотоаппарата.
   - Так... хорош.... Стой, я сказал..., - заорал зам начальника и Сундуков уронил на землю оружие, с ужасом слыша даже не старшего полицая, а тонкий и пронзительный писк девочки из-под тела матери.
   Винтовку подняли и вновь сунули в руки Судукова, но только кто-то уже подцепил на ствол штык и зам начальника пистолетом подтолкнул вперёд: - Иди..., теперь добивай штыком, раз пулей убить не мог....
   Затравленно оглянувшись на полицаев, часть из которых ухмылялась, а другая смотрела выжидающе и с нездоровым любопытством, на зам начальника, намекающее поигрывающего пистолетом, Сундуков понял - если он сейчас не убьёт, то убьют его. И он решился. На ослабевших ногах подошёл к отцу семейства, который перестал уже кататься по земле, а просто лежал и с сипевшим звуком дышал, но не ртом, а пробитым горлом. Бесчувственным манекеном, подняв винтовку и, совершенно забыв все приёмы штыкового боя, он не сильно ткнул штыком в тело мужчины. Но тяжёлая винтовка, инерция движения даже такого слабого сделало своё. Трёхгранный штык с противным хрустом пробил грудину и пронзил сердце.
   К этому времени ребёнок наполовину выполз из-под тела матери, а дальше сил не хватило и девочка заскулила по-щенячьи. И этот тихий скулёж чуть не убил Сундукова, который прямо сейчас желал, чтобы его убило громом и покарала божья кара. Но ничего не произошло, а глаза зам начальника обещающе сузились и пистолет стал, медленно и неумолимо подыматься. Сделав несколько неуверенных шагов на ослабленных ногах, Сундуков навис над девочкой, страшно закричал и под вспышку фотоаппарата с безумной силой пронзил насквозь детское тельце, засадив штык почти под ствол. Наверное, на счастье Сундукова, он убил её сразу. Второй раз он просто не смог бы. А сейчас он бессмысленно дёргал винтовку и не мог её выдернуть.
   Дальше всё было как в тумане. Винтовку выдернули, сунули ему обратно в руки и заставляли в разных позах позировать около убитых.
   Очнулся он только после второй полной кружки крепкого самогона и, увидев в своей руке белое сало, с розовыми прожилками мяса, его внезапно вывернуло, чуть ли не на телегу, где была разложена закуска. Но удачный и сильнейший удар зам начальника, вовремя отбросил его в сторону и там тяжело и долго рвало. Его подняли и заставили вновь выпить пару кружек, от которых он мгновенно захмелел и неожиданно для всех громко и истерично засмеялся. Упал на землю и стал кататься по ней, задыхаясь от смеха, постепенно превращая смех в истеричный плач.
   - Может его... Тово...? Тоже...? - Задал вопрос один из полицаев, озадаченно глядя на катающегося в истерике Сундукова.
   - Ничего... Не надо... Отойдёт..., - махнул рукой зам начальника и распорядился дальше, - ведите его в полицию, помогите отмыться, чтоб не вонял, а потом дайте самогонки и закуски и до завтра ни его, ни второго не трогать. Пусть попьют. А я пойду домой. Устал чего-то...., - полицай широко зевнул, сладко потянулся и уже было собрался идти, как что-то вспомнил.
   - Да..., этих то закопайте....
   Встревоженный Аксёнов с облегчением встретил возвращение в растрёпанных чувствах и пьяного сотоварища. В каком бы диком состоянии тот не был, но у него хватило ума не рассказать Аксёнову, что на самом деле произошло. Рассказал, усилённо икая и скуля, о самом расстреле и как ему потом пришлось закапывать тела убитых. Поставил перед Аксёновым бутыль с самогоном, туда выложил и закуску.
   - Давай, Иван, выпьем и помянём убиённых. Сегодня нас трогать не будут...
   Они быстро нажрались и свалились в тяжёлый, угарный сон, что было совсем не удивительно в их состоянии. Их действительно не трогали и только на следующее утро, загремел замок и в открывшуюся дверь прокричали: - Сундуков, бери ведро, тряпку и пошли порядок в кабинетах наводить.
   Но привели Сундукова прямо в кабинет начальника полиции, где его ждал сам хозяин.
   - Садись, - кивнул головой и небрежным взмахом руки отослал конвоира в коридор.
   Несколько минут начальник полиции тяжёлым взглядом и молча рассматривал понуро сидевшего перед его столом. Потом встал из-за стола и несколько раз прошёлся по большому кабинету.
   - Сундуков - жить хочешь? - Внезапно остановившись, в упор спросил полицай.
   - Да я...., конечно, хочу.., - Сундуков аж приподнялся над табуретом в желании донести - Как он хочет жить.
   - Сиди..., - махнул рукой начальник и Сундуков плюхнулся обратно на табурет, преданно следя взглядом за полицаем. А тот продолжал, как маятник, ходить по кабинету, а потом снова остановился перед сидящим.
   - А жить... да ещё хорошо, да чтоб тебя уважали.... Хочешь?
   - Да я, гражданин начальник...
   - Понял, хочешь, - констатировал Дьяков, - но ведь это надо заслужить.
   Сундуков вновь приподнялся над табуретом и тут же опустился, увидев повелительный взмах руки.
   Начальник полиции сел обратно за стол и стал в упор смотреть на Сундукова, заставив того нервно ёрзать на жёстком сиденье.
   Посчитав, что достаточно нагнал страха, Дьяков стал говорить: - Сундуков, насчёт тебя у меня есть определённые планы. О тебе неплохо отзываются мои сотрудники, да и я сам того же мнения. Думаю, что хватить тебе сидеть под замком и пора освобождать и принимать в полицию. Сначала, конечно, на рядовую должность, но думаю, что ты у меня быстро заслужишь повышение....
   Сундуков в признательности приложил руки в груди и мучительно размышлял, как ещё больше выказать свою благодарность, но вовремя остановился, увидев, как недовольно поморщился будущий начальник.
   - Ты, погоди благодарить. Выслушай сначала..., - а дальше Дьяков рассказал: как организует ему побег, куда должен идти и как найти отряд майора Третьякова, как втереться в доверие и как помочь в разгроме отряда и пленить самого командира.
   Данное предложение оказалось совершенно неожиданным и изрядно напугало его, что он постарался скрыть, а Дьяков сделал вид, что не заметил испуга. Лихорадочно соображая, что делать, одновременно понимая - что отказ от этого задания повлечёт за собой непредсказуемые последствия и может быть даже мучительную смерть. Но и с другой стороны невыполнение его, или обычный завал, а то что он завалится сразу, как ему начнут задавать вопросы... - В этом Сундуков не сомневался. Себя то он хорошо знал, по крайней мере считал, что знает.
   - Главное вырваться отсюда, а там я что-нибудь придумаю...., - наконец-то пришёл к решению Сундуков и сразу успокоился. Но Дьякова был битым и опытным человеком, прекрасно прочитав все мысли по глазам, поэтому пригрозив пальцем, припечатал будущего полицая к сиденью.
   - Только не вздумай глупостей наделать. На, посмотри фотографии..., чтоб знал - назад у тебя дороги нет. И если что..... тебя будут искать - и мы, и они.... И пощады тоже не будет.
   Фотографии были качественные и чёткие, на которых всё было видно до мельчайшей детали и Сундуков в главной роли....
   Сундуков на фоне убитых, Сундуков прокалывающий штыком ребёнка, Сундуков стреляющий из винтовки... Короче, Сундуков был везде и везде главным убийцей еврейских семей.
   - Вот так... Понимаю, неприятно. Но это так..., страховочка... Ну..., ну..., только не надо раскисать. На.., попей воды. Ну, что - лучше? Хорошо. Я сейчас выйду и закрою тебя на час, а ты подумай, как лучше выполнить задание.
   Через час, начальник полиции открыл дверь и остановился перед Сундуковым.
   - Ну...?
   - Прошу вас, вместе со мной должен будет убежать и Аксёнов. Он ничего знать не будет и так мне лучше будет получить доверие Третьякова....
   - Согласен. Сейчас возвращаешься к себе и готовишь друга к побегу. Мы ещё пару раз встретимся и обо всё договоримся.
  
  Глава седьмая.
  
  
   К великому облегчению всё прошло нормально и Сундуков уже на второй день даже забыл о своём задании. Попав вместе с Аксёновым в первое отделение, он и его товарищ снова и с удовольствием окунулись в этот маленький кусочек армейской жизни, привычно подчинившись более сильному и более продвинутому лидеру, которым оказался сержант Дюшков. А получив оружие, совсем ушли с головой в службу. Но пока Дюшков и командование отряда доверяли им только наряд на кухню и другие хозяйственные работы, но и эти простые и хлопотливые занятия выполнялись ими с удовольствием и охотно.
   Но уже через неделю Сундуков начал беспокоиться, помня предостережение начальника полиции: - Сундуков, предупреждаю и ты это должен всегда помнить - сроку у тебя месяц. Ну..., может быть, два... Но наше немецкое начальство не желает слышать даже о месяце. Так что вот так. Ты не спеши, внедряйся, входи в доверие и думай, как можно пленить майора Третьякова, а отряд без него, я думаю, сам развалится или же его всё равно уничтожат. Главное для тебя -Третьяков. Жди, а я найду, как с тобой связаться...
   Вот он и присматривался, приглядывался, наблюдая за командиром отряда с разных уголков небольшого лагеря, и со страхом ждал связного, так как не знал, что предлагать. Хотя, как бы он и не был особо наблюдательным и туговатым на соображалку, но всё-таки обратил внимание, что между командованием отряда и некоторыми вновь принятыми существовали натянутые отношения. В чём суть, Сундуков в силу своего деревенского развития понять не мог. Но его скоро просветил Аксёнов, случайно подслушав разговор отделенного командира со старшиной Сергушиным.
   - Тимоха, Баранов и Синцов, оказывается тоже командиры и большие. Побольше, чем майор то наш. А их рядовыми поставили и они обиделись. Хотят отделиться и свой отряд создать.... Может там с ними будет легче, чем здесь...? А...?
   Сундуков удивлённо-радостно вскинул брови, вдруг поняв, что у него в руках оказалась важная информация. Как ей воспользоваться он не знал, надеясь что связник подскажет или по крайней мере передаст её начальнику полиции. А тот уж своего не упустит.
   А Аксёнов уже забыл и про Синцова, и про Баранова и толковал о другом, тоже подслушанным.
   - .... Ты что не слышишь, что я тебе говорю? - Слегка обиженным тоном проговорил Аксёнов, задетый невниманием.
   - А..., ааа..., что ты говоришь? - Очнулся от своих мыслей Сундуков.
   - Так я говорю... Скоро проверка нам будет. Вот только на кого нападать будем - не знаю..., - Аксёнов озадаченно чмыкнул уголком губ и развёл руки в сторону, - вот бы узнать...? Интересно ведь.
   Сундуков чертыхнулся про себя, удивляясь и одновременно радуясь удачливостью сотоварища, который невольно помог ему. Хлопнув того по плечу, похвалил: - Молодец, Ванька. Если что ещё узнаешь, скажи. Чтоб слепыми телятами не быть....
   ....Действительно, Третьяков с начальником штаба задумали операцию. И людей в деле проверить, и продовольствием запастись. Идею подкинул старшина Сергушин, сообщив на совещании, что продовольствия осталось на две недели. Вот тогда ему и поставили задачу найти объект для нападения. А через четыре дня он доложил.
   - Деревня Язниково, там, товарищ майор, в амбары и скотный двор с округи собирают продовольствие и скот, для отправки в действующую армию. Собирают, конечно, не то слово - грабят самым беспощадным способом. Забирают всё подчистую. Там взвод немцев, около тридцати человек с офицером, обер-лейтенантом и пять полицейских. Набрали достаточно и один транспорт в пять машин два дня тому назад отправили. Ещё там осталось много, но когда будут всё это вывозить - неизвестно. Но каждый день одна, две машины приезжают и вывозят продовольствие. Немцы и полицаи в деревне. Охраняют собранное. Ну... и, конечно, пьянствуют. Правда, охраняют собранное хорошо. Вот я и предлагаю и немцев уничтожить, продовольствием затариться и дать жителям всё остальное растащить. А те уж спрячут... Научены...
   - А что с соседними гарнизонами? - Спросил начштаба.
   - Двадцать километров... В Рожнёво стоит полицейский пост. Семь человек, вооружённые винтовками. А до районного центра пятьдесят. Связь только курьерами или с проезжающими машинами...., - Сергушин замолчал и выжидательно уставился на командиров.
   - Молодец, молодец... Хорошо поработал, - похвалил я старшину и подвёл итог, - цель для первого боя просто отличная. Осталось только проработать все детали. Одна просьба - молчок. Об месте операции и времени будут знать - мы трое и командиры отделений. Этим же кругом всё и обсудим. Так я думаю, будет лучше.
  
  
  * * *
  
   У начальника полиции помимо Сундукова были и свои задачи. Он метался с несколькими полицаями по вверенному району, где практически в каждой деревне у него были свои люди, знакомые и незнакомые, которые искренне уверовали в гибели Советов и решили примазаться к новой власти и поиметь от этого что-нибудь. Метался не зря и к концу недели смог под конвоем отправить в полицию около двадцати окруженцев. После соответствующей обработки человек двенадцать-тринадцать должны были пополнить ряды полиции. Те, которые были в числе первых полицаев, были местными. Они очень хорошо знали Дьякова, боялись его, а он как облупленных знал их. Знал их слабые и сильные стороны, знал как воздействовать на них, чтобы они более добросовестно исполняли свои обязанности. Но последние события, когда легко и просто убили нескольких полицаев при освобождении пленных, подтолкнули начальника полиции к более активным поискам новых сотрудников. Конечно, свои ..., даже вот такие, они лучше управляемые, но ставку нужно делать на подготовленных и обученных, которых в данный момент можно найти только среди осевших окруженцев. А своих, сугубо гражданских лиц, их потом и постепенно можно подтянуть до нужного уровня. Да..., были и среди них толковые люди, на которых можно было опереться. Но их было мало. Один из них заместитель Корпачёв и он сейчас остался в городе, чтобы твёрдой рукой держать в кулаке оставшихся полицаев и порядок на улицах. Старший полицай Курихин из бывших кулаков. Ну, очень злой на Советскую власть за раскулачивание и за родителей, которых угнали на жительство в Сибирь. Решительный и умный. Тоже был хорошей опорой для начальника полиции и ему Дьяков доверял даже больше чем заму. Он как раз был в поездке с Дьяковым и остальные пять верных человек были непрестанными спутниками начальника вот в таких вылазках и на них он собирался опираться и в будущем. Набрать бы человек тридцать бывших красноармейцев, поставить во главе преданных людей и можно, будет свои усилия уже направлять на организацию службы и более широкого охвата района. Чтоб было не хуже чем при советской власти. А потом.... Потом..., у Дьякова были свои, далеко идущие планы на "Потом". Он был уверен в своих силах и в том, что этот городок со временем станет хорошим трамплином на более высокие ступени, удачно начатой карьеры.
   В деревне Рожнёво, куда сейчас направлялся Дьяков со своими людьми, стоял полицейский пост, в задачу которого входило не только держать под контролем округу, но и охрана длинного деревянного моста через неширокую, но с топкими берегами речушку. Не дай бог, что случится с мостом, ведь потом столько трудностей будет, чтобы по деревням того берега прошерстить и показать настоящую власть. Вот и приходится охранять. Основной поток разбитых советских войск схлынул и ушёл на восток или осели по деревням в примаках и работниках. О таких вещах как какие-то анахронизмы в виде партизан....
   - Ну, это смешно... Какие партизаны - если целая армия разбита. А те кто ещё по лесам бродят... Разбойничают. Так их к зиме всех переловим... Кого к стенке, кого в лагерь, а кого и примем в полицию. Пусть свои грехи отрабатывают.... Так что ..., к зиме всё будет в порядке. А там....
   Спокойный и неспешный ход небольшой конной группы располагал к таким же неспешным, приятным мыслям и даже смелым мечтаниям. Да и, честно говоря, задачи на эту поездку были тоже простыми и необременительными. Служба более-менее налажена, он хозяин района и его работой довольны немцы. Те, двадцать окруженцев, только начало... Ну..., а если Сундуков ещё не подведёт....
   Время в дороге пролетело незаметно и перед обедом небольшой конный отряд спускался к длинному деревянному мосту деревни Рожнёво. Увидев, внезапно появившееся начальство, двое полицаев на мосту подтянулись и попытались браво встретить и доложить. Но от пристального взгляда Дьякова не ускользнуло - подчинённые были сильно навеселе.
   - Ладно... Потом, - приняв доклад и задав пару вопросов, Дьяков с группой двинулся дальше, оставив гадать полицаев - Заметил или не заметил? Будут вечером наказаны или не будут?
   Крепкое бывшее здание сельсовета, где расположился полицейский пост охранялся таким же датым полицаем, которого даже слегка шатало из стороны в сторону, вгоняя того в нешуточный испуг. Внутри бардак, запахи и следы вчерашней попойки, весело жужжащие мухи и больше никого....
   - Семён..., - кликнул он старшего полицая Курихина, - разберись тут и наведи порядок, а я поеду обедать к старосте. К моему приходу построишь....
   Староста встретил на обширном, затравелом дворе со всем уважением начальника полиции: - Здравствуйте, Арсений Семёнович. Милости просим. Как раз к обеду.
   Они знали друг друга давно. Дьяков уважал в нём настоящего, крепкого и умного хозяина, а тот, с деревенской непосредственностью уважал в нём сначала представителя советской власти, а сейчас не только как представителя власти, но ещё и большого начальника. Но не лебезил, держался с достоинством.
   - Каким ветром занесло в наш околоток, Арсений Семёнович? По своей службе, али новая развёрстка от властей? Так мы вроде бы всё немецкой армии, что положено уже как несколько дней отдали...
   - Ничего, ничего, Никанор Ерофеевич, - успокоил он старосту, - по своим делам.., по своим. Ты мне лучше дай умыться с дороги, да за стол пригласи.
   - Так..., милости просим. Марфа..., Марфа..., неси воды и рушник....
   .... - Хорош..., хорош у тебя первачок, - польстил хозяину Дьяков и, с удовольствием выпив вторую чарку, стал с не меньшим удовольствием закусывать, а хозяин тем временем рассказывал начальнику полиции.
   - Да у нас тут всё тихо. Никто не шалит. Народ живёт своей жизнью, хозяйством... Приглядываются, как дальше будет... Правда, когда неделю назад немцы с твоими начали реквизировать и забирать немецкой армии продовольствие... Вот тут перегибы были и я уж боялся - как бы народ не взбудоражился. Как бы не так надо было делать. И вроде бы взяли не в тягость нашей деревни, но как бы помягче надо было..... Собрали на площади и как обухом по голове, а потом по дворам пошли. А надо было... Поговорить, объяснить народу. Я бы распределил - кто и сколько и к вечеру мы сами всё немцам и принесли. А меня чуть ли не за шкирку самого и потащили по дворам... Нехорошо получилось. Нехорошо.... С криками, руганью, кое кому досталось и прикладом, хорошо хоть никого не убили... А ведь могли... Собрали две машины продуктов и уехали, а у людей в умах смущение осталось. - Староста всё журчал и журчал, - и твои, Арсений Семёнович, баловством занимаются. Службу то они несут вроде, но пьянствуют и хулиганят. Крестьянство обижают. Как через мост ехать, так дань им плати и опять же самогоном и закуской. Не нравиться..., не нравиться это народу... И я тут, между народом и властью. Мой авторитет падает. Да ещё с девками и бабами сильно охальничают. Ты уж поставь сюда строгого старшего, а то твой старший Тихон такой же, как и остальные....
   - Всё..., всё..., Никанор Ерофеевич, услышал тебя и сам всё видел. За немцев и продовольствие ничего не могу сказать. Они мне не подчиняются. Но вернусь, в город обязательно доложу своему немецкому начальству и бургомистру, чтоб он по своей линии их тоже теребил. А порядок своим я наведу и мозги прочищу. Тихону особенно. Погляжу, кем его заменить, но недельки две потерпишь ещё его. Ты мне лучше, пока я тут порядки навожу, списочек составь тех, кто благонадёжен. Ну, и само собой - кто ждёт не дождётся возвращения советской власти. Да..., ещё... Окруженцы есть в деревне?
   - Список-то я составлю. И окруженцы есть. Пять солдатиков недели три тому назад прибились. Трое ничего, хорошие ребята, деревенские и по-моему уже отвоевались. А вот двое - воду мутят. Нехорошо мне доносят...
   - А чего моим их не сдал? - Слегка удивлённо и укоризненно спросил Дьяков, - глядишь и про пьянку хоть на время забыли бы.
   Староста болезненно скривился лицом: - Да ты их сам после обеда увидишь...
   Действительно. Увиденное привело сначала в бешенство и Дьяков еле сдержался, чтобы тут же не расстрелять старшего полицая Тихона, который не падал, только из-за того, что его поддерживали с двух сторон. Более-менее трезвыми были сменившиеся с охраны моста и часовой у сельсовета. А так... Вот и свои. Сволочи...
   С бешенным свистом втянув в себя воздух, ещё раз обвёл взглядом коротенький строй. Сволочи...
   - Семён, - чересчур громко крикнул своего помощника и когда тот выглянул из окна сельсовета, приказал, - сгоняй на мост. Этих мы видели, посмотри тех.
   Оставив полицаев на улице, сам зашёл в сельсовет. Что ж, Курихин и здесь оказался на высоте. Пока Дьяков обедал у старосты, Семён сумел навести порядок и уже сейчас сюда можно было зайти спокойно. Конечно, при этом Курихин особо не стеснялся, что помогало полицаям быстро и качественно создать этот порядок. Но - ничего. Живописные синяки и хорошо разбитые морды только способствуют пониманию, что во всём должна быть мера.
   Немного успокоившись и перекурив, начальник полиции выглянул в окно на конский топот: - Ну...? - Спросил он осадившего горячего коня перед окном.
   - Да..., такие же... Я их, Арсений Семёнович, привёл в порядок, - и Курихин яростно потряс нагайкой, - с этими, что будем делать?
   - Ладно..., - Дьяков по пояс высунулся в окно и, перегнувшись через подоконник, ещё раз поглядел на куцый строй, - хотел разобраться сразу... Но, чёрт с ними, завтра вернёмся и уже по трезвому, а то сейчас бесполезно воздух сотрясать. Ты сейчас оставь одного, на своё усмотрение, чтобы он их к завтрему привёл в порядок. А сами поехали в Язниково, там тоже дела есть. Да..., чуть не забыл. Староста покажет окруженцев. Так вот троих отдельно, кого он скажет, а двоих под особую охрану. Завтра со всем этим разбираться будем....
   Честно сказать, особой необходимости ехать в Язниково не было. Те полицаи, которые были с немцами, они с ними и должны были завтра вернуться в город. Ещё по пути сюда, его обогнала небольшая колонна немецких грузовиков. Они должны были забрать остатки продовольствия и вывезти из деревни немцев с полицаями. Сам он хотел только этих проверить, да насчёт окруженцев деревню пощупать...
   Но увидев пьяных полицаев на мосту, да в деревне, решил и туда проскочить... Да и развеяться...
   Он и Курихин ехали по лесной дороге бок о бок, не спешно, беззаботно разговаривая и обсуждая будущие перспективы службы. Вспоминали некоторые моменты прошедшего и весело смеялись... Сзади, отстав на десять метров ехали остальные четверо. Перед выездом выпили немного. Так сказать..., для поднятия настроения и чтоб веселее ехать было. Веселье добавляло и то, что выпив и закусив в деревне, Курихину пошло это как-то не в дугу и он вынужден под беззлобные подколки и смешки каждые десять-пятнадцать минут отставать и, тихо матерясь, слезать с коня и присаживаться в придорожных кустиках. Но через десять минут вновь догонял отряд и вновь пристраивался справа от начальника. Но через некоторое время вновь незлобно матерился и отставал. Для закрепления желудка старшего полицая даже останавливались на уютной лесной поляне и приняли ещё немного народного лекарства. Закусили и поехали дальше. Как это не удивительно, но крепкая самогонка помогла и Курихин теперь лишь один раз отстал. И уже километра за три до Язниково, досадливо чертыхнулся.
   - Я сейчас... ещё раз...., - отстал и остался за поворотом дороги.
   Всё остальное произошло совершенно неожиданно. Дьяков, как раз слез с коня, чтобы подтянуть подпругу, пропустив своих подчинённых вперёд, а те с высоты коней, проехав метров сорок вперёд, внезапно разглядели в глубине придорожных кустов вооружённых людей. Закричали, скидывая с плеч оружие, но было поздно, дружные выстрелы практически в упор, мгновенно выбили троих полицаев из сёдел и они, с предсмертно-растерянными криками, упали в придорожную пыль. Четвёртому просто повезло - конь от громких выстрелов, криков вздыбился и принял на себя град пуль, спасая седока от неминуемой смерти. Стал заваливаться на бок, а полицай удачно соскочил с падающего коня, ещё раз увернувшись от следующего града пуль, залёг, сделал пару выстрелов из винтовки и ловко скатился в вовремя оказавшуюся здесь выемку, уходящей в лес. Этот удачливый полицай и отвлёк внимание засады от начальника полиции и дал ему возможность оказаться невредимым в лесу, но уже в другом направлении. А на дорогу выскочило несколько человек азартно стрелявших в скрывшихся.
  
  
   Выстрелы, донёсшиеся с лесной дороги, оказались для нас неожиданными и сразу сломали так тщательно продуманный план. Много было споров, как проводить первую свою операцию. Опыта ни у кого, естественно, не было и сначала все склонялись к варианту ночного нападения. Часов так в четыре-пять утра, когда часовым спать хочется больше всего: и вроде бы ночь прошла спокойно и вот-вот сейчас будет рассвет. А вот старшина предложил напасть под вечер.
   - А что...? День на исходе, можно расслабиться и выпить, отдохнуть и готовиться к ночи. Вот в этот момент как раз, по-моему, и не ждётся никакой пакости....
   Обсудили, подумали и так и решили. Решили давануть с двух сторон. Первыми начинает моя группа. Мы, как можно ближе незаметно подбираемся по деревне к центру, нападаем на небольшую сельскую школу, где располагались немцы и полицаи. Связываем их боем. При удачном раскладе уничтожаем. Если с налёту не получилось, то держим их в окружении, пока старшина со своей группой чистит амбары. Если местное население не испугается и вовремя смикитит, то дать возможность им растащить остатки по дворам. Облегчало то, что амбары и скотный двор находились на другой окраине деревни и охранялся исключительно полицаями.
   Мы только вышли на исходные позиции и наблюдали издалека за деревней и за хорошо видимой школой, так как до начала атаки оставалось часа три. Правда, какой-либо особой тревоги выстрелы у немцев не вызвали. Вроде бы сначала они засуетились у школы, но стрельба, донесшиеся из леса, как началась, так буквально через полминуты и закончилась. Донеслось потом ещё одиночных четыре выстрела и опять наступила тишина. В той стороне у меня расположилось половина отделения сержанта Дюшкова. Вроде бы немцы приехали за продовольствием на грузовиках и мы решили, что если немцы загрузят продовольствие и захотят тут же его вывезти, то мы пропускаем их, и уже Дюшков со своим их подбивает и связывает боем. А мы, оставляем заслон от нападения немцев со стороны деревни, в свою очередь атакуем автоколонну с тыла. Но немцы оставались в деревне, а из леса никто в деревню не прорвался. Немцы посуетились на окраине с полчаса и потом оттуда небольшой цепью выдвинулась разведка, остальные прикрывали их от околицы. Пока они осторожно двигались через поле к месту, где дорога входила в лес, ко мне прибежал связной от Дюшкова.
   - Товарищ майор, - виновато стал докладывать связной, - полицаи на нас наткнулись. Если бы они шли пешком, не увидели бы, а так с высоты лошадей мы в кустах как на ладони были... Там кусты низкие... Пришлось вступить в бой и троих мы убили сразу, а двое побежали в лес. Дюшков приказал Сундукову остаться и собрать оружие и другие припасы у убитых, а мы кинулись в погоню за оставшимися в живых. Не догнали никого, а когда вернулись, Сундукова не было и оружия не было - ни его, ни убитых полицаев. По следам, которые на дороге в пыли оказались, получается, что он пошёл в ту сторону, откуда полицаи пришли. Все лошади полицаев на месте, четыре невредимые, только испуганные и одна убитая, а след одной лошади, тоже в ту сторону...
   - Что? Сбежал Сундуков, что ли? Ни хрена себе..., это очень нехорошо пахнет. А где Аксёнов? Давайте его сюда... А ты давай обратно к Дюшкову и скажи, чтобы все отходили в глубину леса, немецкую разведку не трогать. Как они уйдут, вновь возвратиться в засаду.....
   Но Аксёнов сам был безмерно удивлён пропажей товарища и ничего за ним не замечал особенного такого. Всё как обычно. Расспросы других тоже ничего не проявили, оставив неприятный осадок и твёрдое убеждение - либо сбежал, либо непонятно кем и как взят в плен.
   Пока проходили эти разбирательства, немецкая разведка вернулась обратно. До места боя они не дошли буквально метров двести и повернули назад, так и не выяснив причин стрельбы. Скорее всего, они предположили случайность стрельбы, потому что уже через два часа жизнь немцев в деревне вернулась в безмятежное русло.
   Вот как раз безмятежности среди командования отряда совсем не было. Я сидел в глубине кустов и лихорадочно соображал - Что делать?
   Если Сундуков сбежал или хотел сбежать!? Тут сразу появлялась развилка: отчего он сбежал - От страха быть партизаном, воевать и в конце-концов погибнуть или попасться в плен, подвергнуться ужасным пыткам и быть повешенным или расстрелянным? Или же - махнул рукой и захотел пересидеть лихое время. Или же.... Про это "или же..." не хотелось думать, но не имел право отмахиваться и от этой версии. Всё-таки за мной отряд, а не только я - майор Третьяков.
   С другой стороны - Что знает Сундуков? Чёрт, знает многое.... Людей, место базы... Этого достаточно, чтобы подстраховаться.
   И при любом раскладе размышлений становился новый вопрос - Что делать с операцией? Либо, в свете новых обстоятельств - сворачиваться и уходить? Либо...? Вот ко второму либо я склонялся больше... Причём, все эти версии крутились у всех, сидевших вокруг меня, и тут же горячо обсуждаемые....
   ... А Сундуков в это время, не подозревая о терзаниях своего командира, усердно бежал впереди лошади Курихина, осыпаемый сильными и болезненными ударами, со связанными сзади руками. Бежал, неловко падал, больно ударяясь грудью, плечами о землю и разбив в кровь лицо. Вновь вскакивал и бежал снова, изо всех сил надеясь, что его не застрелят по дороге. Всё произошло внезапно, не давая времени принять какое-то решение: только что он был партизаном, а уже через минуту стал пленным, с одной только мыслью - выжить, выжить любым путём.
   Честно говоря, ему повезло. Если бы на месте Курихина был, человек менее храбрый и не стойкий... Стрельнули бы его из-за поворота..., и смотался. Но старший полицай Курихин, был помимо того, что идейным противником советской власти, ещё и человеком храбрым и мужественным, поэтому услышав беспорядочную стрельбу и крики, он не сбежал, а залёг, изготовившись к бою. Выждав несколько минут и не дождавшись продолжения внезапной стрельбы, он поднялся и осторожно подошёл к повороту дороги, откуда и выглянул, увидев, что один из нападавших нервно обыскивает убитых и собирает оружие..... Да ещё знакомая личность. Так бы можно было стрельнуть, но теперь нет
   Сундуков попал в ту часть отделения сержанта Дюшкова, которая стала засадой на дороге, чему он был только рад. Аксёнов наоборот, обрадовался тому, что будет участвовать в атаке на немцев и сумеет оправдать доверие новых командиров.
   Думал отсидеться, но не получилось. Поняв, что обнаружены, Дюшков опередил противника, что сразу же стало удачей. Полицаи были мгновенно уничтожены, а за двумя ринулись в погоню.
   - Сундуков, остаёшься. Собери трофеи и жди нас тут...., - бросил на бегу Дюшков и скрылся в кустах.
   Странно было шарить по карманам убитых людей, которых ты знал живыми совсем недавно. Были бы они заклятыми врагами...., одно дело. Но в том-то и дело, врагами он их не воспринимал. В том, пленном прошлом, они относились к Сундукову и Аксёнову нормально. Да иной раз, когда не было настроения, пинали под задницу, ругались, и прикладом прикладывались, но это было не со зла..., по службе и необходимости. В хорошем настроении делились куревом, общались и давали другие поблажки. А вот Курихин, вернее старший полицай, как он его знал, тот был опасным. Он не бил, не ругал, но всегда смотрел на них нехорошим взглядом.
   Поэтому, увидев Курихина с автоматом в руках, он обмер и совсем не сопротивлялся. Под автоматом и под злым шёпотом, он послушно собрал оружие и без звука побежал за поворот, где стоял привязанный конь полицая. Через километр и дальше, он бежал, нагруженный оружием и осыпаемый ударами, площадной руганью и обещанием, как только прибудут в деревню - беспощадный допрос и добротный, высокий столб.
   В деревне, куда они прибежали через два часа, Сундуков свалился без сил под ноги изумлённого часового, а ещё через пять минут был безжалостно закинут в крепкий чулан, где оказался в томительном и мучительном одиночестве.
   Курихин сначала развил кипучую деятельность, но быстро утух. Он просто не знал, что делать дальше. Ну..., поднял по тревоге и собрал всех полицаев в центр деревни, озадачил старосту... и всё. Восемь человек, а дальше что делать?
   Правда, в таком состоянии он пребывал недолго. Через пару часов появился убежавший от погони полицай, а ещё через полчаса зло-возбуждённый начальник полиции. Бросил с грохотом автомат на стол и устало опустился на длинную лавку, откинувшись на голую стену. Искоса и недовольно поглядел на Курихина, как бы виноватя его в происшедшем, и буркнул: - Докладывай....
   Он думал, что Курихин благополучно сбежал, воспользовавшись удачным стечением обстоятельств, но был приятно удивлён, что тот не испугался и ещё взял в плен одного из нападавших. Да и оружие всё собрал, хотя в глубине души его самолюбие царапнуло такой расклад, где Курихин показал себя бойцом, а ему пришлось бесславно уходить от погони.
   - Но, Арсений Семёнович, с пленным-то сюрприз получился. Разрешите его привести? - Подкинул в конце интригу.
   - Ну..., давай, давай, веди его сюда, - оживился Дьяков, а через пять минут широко раскрыл глаза в удивлении, увидев Сундукова. А Сундуков, не скрывая, испустил вздох облегчения. Удивлён был и Курихин реакцией начальника полиции, который отпустил приведшего его полицая и приветливо пригласил сесть арестованного за стол и сам лично перерезал верёвку на руках.
   - Это мой человек, Семён... Не удивляйся. По моему заданию он там был. Рассказывай, - приказал он Сундукову и сел за стол. Рядом с ним сел заинтересованный Курихин.
   А обрадованный приветливой встречей, Сундуков с увлечением рассказал всё, что он видел в отряде, считая, что теперь он останется в полиции и будет нести спокойную и сытую службу в городе.
   Что ж, Сундуков не зря был в отряде и принёс весьма ценную информацию. Особенно два момента: место лагеря....
   - Вот я ещё раньше про это место немцам говорил, - удовлетворённо хлопнул он ладонями по коленкам, - вот, что значит знать район. Их оказывается ещё раньше можно было прихлопнуть.
   Второй момент, что в отряде есть весьма недовольные командиром люди: - Интересно, интересно..., - но дальше свою мысль развивать не стал.
   Закончив рассказывать, Сундуков вполне справедливо считал, что теперь-то его накормят, хотя бы для начала нальют стакан самогона, запах которого просто витал в воздухе. Но у Дьякова были свои планы, которые он мгновенно прокрутил в голове.
   - Теперь тебе как-то надо вернуться в отряд без подозрений. Вот над этим сейчас и будем думать.
   Сундуков даже дёрнулся, как от удара и чуть не свалился с колченого табурета: - Гражданин начальник, гражданин начальник... Зачем мне туда? Зачем...? Я ведь всё сделал... Не надо..., не надо..., - качнулся он почти в истерике к Дьякову, но тот хлопнул кулаком по столу.
   - Ну-ка тихо... Молчать! Как я сказал, так и сделаешь. Ты мне там ещё нужен, а если брыкаться будешь - пристрелю и всё. Прямо тут. А выполнишь задание - будет тебе нормальная служба, это я тебе обещаю. А сейчас подойди ко мне...
   Сундуков мигом заткнулся, услышав про расстрел, живо вспомнив, как Третьяков пристрелил сержанта. Покорно встал и с бессильно опущенными руками подошёл к начальнику полиции. Думал, что тот начнёт ему что-то втолковывать, но тот резко развернувшись, ударил его в челюсть, выбив пару зубов. Заботливо поднял его с пола и отечески похлопал того по щеке, отчего тот болезненно замычал.
   - Ничего..., ничего. Так надо было, а то могут и не поверить. Ты в амбаре посиди, а мы подумаем... Эй, кто там...? - Крикнул он, повернувшись к дверям. Открылась дверь и в неё сунул кудлатую голову полицай, - отведи его в амбар обратно....
   Обсуждение было не долгим, да и вариантов только один - побег Сундукова из-под стражи. Но они оба поморщились, когда представили появление Сундукова в отряде и его простенькое объяснение, что он сбежал.
   - Я бы не поверил, - безапелляционно заявил Курихин.
   - Да я тоже...
   Через пять минут сосредоточённого сопения и поглядывания друг на друга, Курихин нерешительно произнёс: - Я тут подумал..., для такого дела... надо пожертвовать кем-нибудь.
   - Я тоже об этом подумал. Ну и кого?
   - Тихона, - уже смелее предложил полицай, - толку от него, как оказалось никакого. Думали, что раз здоровый то и командовать будет нормально остальными, а он только самогон здоров жрать. Да и тут, накуролесил. А сейчас, когда тут я начал организовывать оборону - еле лыком вяжет. Всё равно наказывать в назидание должны были. Так не зря... и делу послужит...
   В амбаре, куда его закинули, теперь добавилось ещё двое молодых парней, которые вполне сочувственно отнеслись к избитому Сундукову.
   - Ты за что здесь? - Спросили, когда он, морщась от зубной боли, жадно выпил кружку холодной воды.
   - Ох..., - последний раз охнув, закрыл рукавом рот, где от холодной воды, как будто острыми иголками закололи в челюсть. Чуть переждал боль и с придыханием сказал, - партизан я... Чёрт, чёрт.... Так глупо попался.... Мы же их завалили..., а я глупо...
   - Вот сейчас и допрос устроили - Где лагерь? Кто командир? Да... про командира они сами знают, а вот про лагерь и сколько нас там - нет. Вот и насовали мне... Ох и больно... Сказали, что скоро ещё раз вызовут. Лучше бы меня там грохнули..., - почти искренне запечалился Сундуков.
   А в это время, план побега вчерне был готов и ещё через час Сундукова вновь вызвали на "допрос".
   - Так, теперь слушай внимательно. Расклад следующий, - начал Дьяков, когда Сундуков боязливо присел на угол табурета, - я могу тебя не посылать в отряд Дьякова и ты будешь нести службу в городе.
   Сундуков радостно вскинул голову, а Дьяков продолжал, как будто не замечая реакции надежды: - Я от своих слов не отказываюсь. Сказал, что будешь служить в нормальном месте, значит так и будет, тем более ты информации принёс более чем нужно... Но..., сам пойми... Пока мы не убьём или не возьмём в плен Третьякова, он постарается достать тебя и уничтожить. И пока он живой, пока есть его отряд я и копейки не дам за твою жизнь. Ты вникаешь в это? Вникаешь... Это хорошо. Поэтому дело нужно доделать до конца. Тебя не зря кинули к тем двоим в амбар. Вот с ними ты и сбежишь. Мы сделаем так, что через какое-то время, ворота амбара будут открыты и ты должен будешь убить часового, заберёшь винтовку и вот с этими двумя ты и бежишь в отряд. Они подтвердят, что благодаря тебе они и сбежали. В отряде сидишь тихо и ждёшь связь. Как видишь - ничего сложного. Ты меня понимаешь?
  
  
   .... Операция прошла успешно, насколько это можно было сказать. Конечно, хотелось большего: захватить продовольствие, уничтожить и немцев и полицаев. Спокойно раздать собранное ими продовольствие, провести митинг.... Принять в отряд пополнение из местных... Но, то ли опыта не хватило, или хватки... Но немцев мы сумели только блокировать в школе и они там просидели в жёсткой обороне. Попытались мы их штурмануть и всё-таки уничтожить, но откатились обратно, потеряв двоих убитыми и трое раненых. Раненых вынесли, а вот убитые остались на территории школы. Тогда и решили немцев блокировать.
   В остальном всё прошло, как и планировали. Двое часовых из полицаев у амбара: один сдался сразу, а второй попытался сбежать, но был словлен и обезоружен. Правда, с грузовиками произошла осечка. Мы надеялись захватить хотя бы один, чтобы на нём вывезти свою часть продовольствия, но они стояли около школы и к ним было не подступиться. Пришлось их уничтожить издалека.
   Оставив около школы начальника штаба, сам убыл к амбарам, где уже толпились наиболее смелые и отчаянные деревенские. Деятельно распоряжался старшина, непонятно откуда пригнав к амбарам несколько запряжённых лошадьми телег, и на них уже грузили продовольствие. Деревенские, этому интересному действу, почему-то уделяли совсем мало внимания. Они столпились у связанного полицая и о чём-то возбуждённо галдели.
   Убедившись, что старшина сам справится, неспешным шагом направился к возбуждённым деревенским, среди которых преобладали молодые и пожилые женщины, пытавшимся разобраться с полицаем, но к нему не допускали двое вспотевших охранников, отталкивая и матерясь винтовками людей.
   - Добрый вечер..., - громко поздоровался я и люди в недоумении оглянулись, пытаясь понять - Кто хочет им помешать? А я, насмешливо посмотрев на них, представился, - я, командир отряда майор Третьяков. Там у вас хлеб увозят, а вы тут...
   - Да хлеб у нас есть, командир..., - вперёд выскочила бойкая молодуха, в белой кофте с длинными рукавами, - не всё нашли. А вот его отдай нам....
   - Да я с ним сам разберусь. Не беспокойтесь...
   - А мы не беспокоимся, - молодуха была настроена очень решительно и также решительно ткнула пальцем во второго связанного полицая, - ты с ним разбирайся, а его нам...., очень уж шкодливая скотина...
   Я был настроен пошутить с бабоньками и сбить накал страстей, но не рассчитал: - Да, ладно... Молодой, здоровый мужчина..., при власти, может где-то перегнул палку. Я не защищаю его, но давайте разберёмся и справедливо накажем.... Виновен - расстреляем....
   - Аааа..., ты тоже молодой и здоровый... Тогда посмотри, только глаза не отводи. Неужели ты это сможешь сделать? - Молодуха одним нервным движением вздёрнула рукава и белые, женские руки засинели, зажелтели пятнами многочисленных синяков.
   - Так это ещё ничего...., ладно. Смотри дальше, - молодуха неуловимым, чисто женским движением, обхватив крест накрест себя руками, решительно сдёрнула через голову белую кофточку, оставшись в нательной сатиновой рубашке. Без малейшего стыда и жеманности, скинув бретельки с плеч, она оголила высокую грудь, которая тоже была покрыта многочисленными синяками и как это не удивительно укусами, следы которых явственно виднелись на нежной, женской коже, - Ну что? Избил, исщипал, искусал и снасильничал.... Хорошо муж сейчас в Красной Армии - А как я мужу потом в глаза смотреть буду? И я не одна такая. Так что отдай....
   Я присел и с силой повернул к себе лицо, набычившегося полицая: - Правда?
   Полицай не ответил, лишь дёрнул головой, вывернув лицо из моей руки.
   - Ну и чёрт с тобой. Только по моему сейчас тебе что-то отрежут...., - я встал с корточек, кивнул часовым, отпуская их, - забирайте женщины. Он ваш....
   Я встал, повернулся и пошёл к старшине, уже не видя, как женщины схватили связанного и потащили того за амбары. Тот извивался, что-то кричал умоляющим голосом, а через несколько минут, из-за амбаров, послышался пронзительный визг, где в единое целое слились боль, унижение, страх и совершенно не похожий на крик мужчины, страдающего от мучений.
   Этот крик будоражил нас минут пять. Он то взлетал до самой высокой ноты, то затихал также стремительно, как и взлетал. То захлёбывался, превращаясь в невразумительные звуки. Но и он замолк, а ещё через пять минут из-за амбаров появились женщины, старавшиеся не смотреть друг на друга. Молодуха уже была в кофте, перед которой был покрыт многочисленными мелкими пятнами крови. Увидев женщин, второй полицай засучил ногами, стараясь уползти в заросли лопухов, но после хорошего пинка молодого партизана, он затих, закрыв глаза и только мелкая дрожь всего тела, говорила об ожидании развязки. Но женщины, не обращая на него внимания, направились к амбару и включились в делёжку.
   В течение часа всё было закончено. Старшина погнал четыре телеги, наполненные продуктами, в сторону базы, а ещё через полчаса сняв блокаду вокруг школы, начальник штаба с партизанами, отступил к амбарам.
   - А что, этого с собой что ли заберём? - Кивнул начальник штаба на связанного полицая. Он уже знал судьбу первого, сходил за амбар и вернулся оттуда весьма озадаченным и только и сказал.
   - Ну, видать он и ходок был, не ожидал такого от баб....
   Я посмотрел на полицая. За этот час я его допросил, а деревенские к нему претензий не имели. Говорят, был тихим и не борзым. Выполнял, что от него требовало начальство и не активничал. Лучше бы активничал - тогда бы сомнений не было. А так....
   Я набрал в грудь воздуха, чтобы распорядиться судьбой полицая и так его и выпустил молча и растерянно.
   - Блядь...., - выругался и повернулся за помощью к начальнику штаба. Расстрелять не за что. Оказывается, он в армии не служил. То есть измены Присяге нету. Оставить в живых вот здесь, а это значит отпустить - язык не поворачивался. Забрать с собой - А зачем?
   Но начальник штаба сам отвёл глаза в сторону. Злости к сдавшемуся сразу полицаю не было...., а проблему надо было решать. И тут решение пришло с неожиданной стороны. Видя нерешительность командования, от группы партизан отделился бывший пленный и, решительно дёрнув винтовкой, предложил.
   - Вы, товарищ майор, и остальные идите... Я сам всё сделаю. Суки они.... И не хрен их жалеть. Не ту сторону он выбрал... Я догоню.
   Я кивнул головой и уже через пару минут мы двинулись в сторону опушки. Где-то на середине пути услышали вскинувшийся ввысь и резко оборвавшийся пронзительный крик. А уже на опушке леса боец нас догнал. Был он бледный, но решительный вид не предполагал даже минутной слабости. А вот немцы эту слабость проявили, не посмев организовать даже для видимости преследование.
   Но меня это уже не беспокоило, больше всего мысли крутились вокруг Сундукова. Старшину с продовольствием я отправил на резервную базу, о которой знали единицы. Чтобы он там переждал пару дней и дождался либо нас, либо гонца от меня. Сундуков об этой базе не знал. А перед боем я в лагерь послал двоих, чтобы предупредить остающихся там об опасности. И сейчас мы сами рванули в сторону базы. Я хотел опередить вполне возможное нападение немцев и решил их встретить сразу на двух путях подхода к лагерю. И тут у меня был свой расклад. Конечно, можно было предположить, что Сундуков банально сбежал... и сбежал для того, чтобы где-нибудь спрятаться и осесть. Но всё-таки исходил из худшего. Сбежал, и сбежал к немцам. Непонятно по какой причине и сейчас она мне была совсем неинтересна. И временной расклад здесь такой. Три часа до деревни, где стоял пост полицаев. Опять же, если он о нём знал. Там ему необходимо часа два для того, чтобы убедить полицаев и рассказать о своей цели. Принятие опять же полицаями решения, лошадь скачки до районного центра. Это ещё четыре часа.
   То есть, мы уже, закончив бой, имеем форы перед Сундуковым, которому ещё до районного центра целых два часа и успеваем добраться до окрестностей лагеря, устроить хорошую засаду и встретить немцев. И остальные партизаны, после такого успеха, горели новым боем. Все себя показали только с лучшей стороны. Даже Баранов и Синцов, действовали умело и смело. Аксёнов, за которым был особый пригляд, тоже воевал без оглядки на других. Так что можно было попытаться повторить успех.
   Всё так и получилось, как задумывалось, кроме одного и самого удивительного. Через шестнадцать часов ожидания в засаде на нас вышел живой и здоровый Сундуков. Правда, весь побитый, с выбитыми зубами, но с винтовкой и двумя парнями, которые смотрели на Сундукова, как на освободителя и взахлёб, перебивая друг друга, рассказывали - как Сундуков, убив часового, освободил их и спас от неминуемой смерти. Это совершенно не вязалось с нашим представлением о Сундукове и только и приходилось переглядываться друг с другом.
   - Хорошо... Молодец. Но оружие сдать. Все вы трое посидите в землянке под охраной, а мы всё проверим. Без обид...
   Последующие несколько дней всё подтвердило и мы только крякнули от досады, узнав какие караси ускользнули из нашей засады. Чуточку везения и головка всей полиции была бы уничтожена. Эх, чёрт...
  
  
  Глава восьмая.
  
   - Нет, Дьяков..., - Зейдель в упор посмотрел на сидящего напротив начальника полиции, - нет... Ничего не будем сейчас предпринимать.
   Дьяков был ошеломлён. Он, сломя голову, с Курихиным скакал всю ночь и часть утра в город. Разбил всю задницу, ноющую сейчас тягучей болью, как будто она разъехалась в разные стороны. Думал, сейчас доложит обер-лейтенанту, тот по тревоге подымет немецкие подразделения и кинет их на лагерь Третьякова. Но вот такого решения он не ожидал. Правда, сообщение о том, что он подвёргся нападению у деревни Язниково сначала выслушал внимательно и с видимой тревогой. Оказывается, они тоже забеспокоились, не дождавшись оттуда колонны машин с продовольствием и немцами, и уже через час туда ушло усиленное подразделение.
   После этого они вновь уединились в кабинете у Зейделя. Видя изумление начальника полиции, Зейдель усмехнулся про себя, чувствуя реальное превосходство, превосходство арийца над недалёким славянином. Немца, видевшего на несколько ходов вперёд и понимающего, как эти ходы осуществить. Усмехнулся и снизошёл до снисходительного объяснения.
   - Господин Дьяков, я вижу вы удивлены. Что ж..., объясню...
   ....Дьяков вышел на крыльцо, впервые недовольный своим начальником обер-лейтенантом. Выругался и пошёл к себе в полицию.
   - Чёрт побери, всё бы им игры.... Хотят показать себя умнее, чем мы. Да уничтожать надо сразу и всё. А если они разделятся. И эти два недовольных образуют свой собственный отряд. Тогда в районе будет два отряда.... Лови их потом...
  
  
   Действительно. К этому всё и шло. Прошло три дня, в течение которых немцы не проявляли никакой активности в поисках нападавших. Да..., провели определённые мероприятия, изобразили... Вернее, всё-таки провели прочёсывание нескольких лесных массивов, совершенно в другой местности. И успокоились. То ли посчитали нападение чем-то случайным, то ли ещё что-то... Хотя, я никогда не считал немцев дураками, но сейчас все их действия именно об этом говорили. А вернувшиеся разведчики, только подтвердили мои выводы, доложив о результатах первой боевой вылазки. Они были не особо впечатлительными. Немцы потеряли троих убитыми и пять человек ранеными. Причём легко. Двое полицейских убитых при амбарах и четыре уничтоженных автомобиля. И трое, которые попали в засаду. У нас двое убитых и четыре раненых и тоже легко. Зато продовольствием мы были обеспечены на месяц, да и местным тоже досталось немало. Когда немцы поняли, что опасность миновала, они устроили массовый шмон в деревне, пытаясь вернуть продовольствие и самое главное - выявить пособников среди местных. Разбирались жёстко и к великому нашему сожалению не обошлось без жертв. Одного мужика застрелили и двоих повесили в центре деревни. И то, на них показал местный прихлебатель, как на сочувствующих советской власти. И на этом успокоились, а к вечеру совсем убрались с прибывшей подмогой из этой местности в город. Мы тоже получили определённый опыт и теперь надо будет учитывать при планировании других операций, место и возможности мести немцев в отношении местного населения, чтобы свести к минимуму вполне возможные репрессии. Да..., хотелось бы конечно большего эффекта, но самое главное мы боем проверили людей и теперь думали над следующей операцией.
   Все себя показали в бою только с лучшей стороны. В том числе и Синцов с Барановым. Действовали грамотно, уверенно и инициативно. Уничтожили пулемётное гнездо, подобравшись и закидав его гранатами. Хотя, это особо не помогло, но факт есть факт.
   Честно сказать, за всеми заботами и хлопотами, я уже и забыл тот вечерний разговор, вспомнив только тогда, когда они вдвоём подошли ко мне и предложили обсудить кое какие вопросы.
   - Товарищ майор, - начал с напором и официально Баранов, поглядывая быстрым взглядом на Синцова, - мы бы хотели вернуться к тому разговору. Проверку боем мы прошли. Думаю, вам не в чем нас упрекнуть - действовали не хуже других. А если по-честному, то лучше многих. Поэтому хотелось бы расставить все точки над "i" и определиться с нашим положением в отряде. Хочется ещё раз напомнить, что мы - единственные командиры в отряде на рядовых должностях. И заметьте - подполковник и батальонный комиссар, а не "товарищ красноармеец". - Назидательно закончил Баранов. Его поддержал Синцов, ультимативно и ребром поставив меня перед решением.
   - Я полностью согласен с подполковником Барановым, - сделал упор на слове "подполковник" заговорил Синцов, - или вы нас ставите в отряде в соответствии с нашими званиями и должностями. Или же давайте разделяться и будем действовать параллельно и двумя отрядами, что принесёт двойную выгоду.
   По большому счёту претензий к ним у меня не было. После того разговора, они обиделись, сначала замкнулись, выполняли без лишних обсуждений всё, что им поручалось. Но потом стали активно общаться с остальными, особенно с теми, с кем были в плену, среди которых они чувствовали себя в лидерах. Гораздо сложнее происходило общение у них с командирами отделений. Здесь было всё подчёркнуто и на официальном уровне - "Товарищ сержант....", "Товарищ красноармеец..." - это по отношению к Носкову, командиру отделения. Со Стрельцовым у них были равные отношения на уровне имени и отчества. Конечно, я их в глубине души понимал - Ну..., заедало.... И тревожило одновременно. Они явно добивались и старались укрепить свой авторитет в глазах хотя бы в тех, с кем были в плену. Как бы двух полярности власти или какого-то иного влияния на обстановку внутри отряда пока не наблюдалось, но бывшие пленные не скрывали своего уважения к ним. К старшине Сергушину обращались официально, к начальнику штаба по званию. Ко мне: когда были одни по имени и отчеству, при людях по званию.
   Вот и сейчас. Наверняка, они обсуждали различные варианты вот этого разговора. Просчитывали, что я им отвечу... Как прореагирую... Что им отвечать, на тот или иной ответ? Кто и что говорит и в какой манере? Но передумали саму ситуацию и мой характер. Если бы Баранов закончил, а Синцов не вмешался или же просто поддержал товарища, скорее всего я бы что-то им пообещал и постарался это выполнить в ближайшем будущем, причём, не ущемляя своих проверенных и ближних подвижников. Но своим неумным, ультимативным заявлением он только разозлил меня.
   - Я не понял - Вы, что мне сейчас ультиматум ставите? Да я вас сейчас по стойке "Смирно" поставлю и никаких разговоров не будет....
   Поняв, что слегка "перегнули палку" Баранов с Синцовым заюлили: - Алексей Денисович - Ну, какие ультиматумы? Товарищ майор..., действительно я несколько категорично поставил вопрос... Но и нас поймите....
   - Да я и не хочу понимать, - обострять ситуацию не хотелось. Не хотелось и оставлять за своей спиной обиженных. Поэтому начал резко, но постепенно смягчил тон, - мне и понимать нечего. Куда я вас поставлю - если некуда ставить. Вот вы, товарищ Баранов - Назовите мне командира, вместо кого, я вас должен поставить? Или вы товарищ Синцов. Давайте - предлагайте. Кстати, Товарищ Баранов, сержант Дюшков уже подходил ко мне с таким предложением. Мол, давайте поставим вместо меня подполковника Баранова. И что вы, товарищ подполковник, на это скажете?
   Баранов молчал, лишь болезненно морщился и было ясно видно, что он не претендует на эту мизерную должность. Вот должность начальника штаба или моего зама, когда можно проявить свою начальственную суть, командирский рык, который иной раз у него прорывался - наверное ДА.
   С другой стороны, он прекрасно понимал, что Дюшков был на своём месте и если его сейчас вот так поставят вместо сержанта, то он столкнётся с неприятием его, как командира. Но и предложить себя вместо капитана Нестерова - язык не поворачивался. Поэтому, помявшись немного, Баранов буркнул: - Ну, ладно, для меня нет должности, а вот капитан Синцов... Почему его комиссаром отряда не поставить? Что этому мешает?
   Синцов насторожился, а я оценивающе посмотрел на батальонного комиссара: - Да ничего не мешает, кроме одного - жирновато иметь одного комиссара на сорок человек. Чем он будет заниматься?
   - Ну..., знаете, товарищ майор? - Возмущённо задохнулся Синцов.
   - А что? - Я с удовольствием наблюдал за насупившимся в обиде батальонным комиссаром, - А если разделимся, как тут предлагалось? Стрельцов же с вами не пойдёт и придётся вам, Синцов, тянуть аж две должности и комиссара и начальника штаба. И это всего на двадцать человек...
   Баранов ядовито улыбнулся: - Если до этого варианта дойдёт, мы уж как-нибудь разберёмся сами.
   - Да уж разберётесь - тут не сомневаюсь, - задумчиво произнёс я и в голове сложилось решение, которое думаю на этом этапе устроит Баранова.
   - Товарищ подполковник, а если поступим следующим образом. Мы тут задумали небольшую операцию. Надо разгромить полицейский пост в деревне Рожнёва и покарать старосту тамошнего за то, что сдал парней, которые с Сундуковым пришли. Что если ты и Синцов возьмётесь за её исполнение? А?
   - Что опять проверка? - Обидчиво вздёрнул подбородком Баранов, а Синцов его поддержал.
   - Мы что - в бою этого не доказали?
   - Ха..., - коротко и скептически хакнул я, - претензий к вам в том бою нету. Но считаю, что для таких опытных командиров, хвалиться действиями простых рядовых... Ну..., не совсем скромно.... Вот теперь предлагаю показать себя с командирской стороны... Товарищ Баранов, ну не надо морщиться... Не хотите, тогда вы товарищ Синцов возглавите эту операцию. По ней и будем судить - Готовы вы или нет проводить руководящую линию партии в массы?
   Синцов снова возмущённо всплеснул руками: - Ладно вам, Алексей Денисович, сейчас не будем ни про партию, ни про её руководящую роль. К этому мы потом вернёмся. А так скажу, откровенно - как коммунист. Эту операцию лучше меня спланирует и проведёт подполковник Баранов, - батальонный комиссар повернулся к подполковнику, - Константин Иванович, давай берись за это дело. Раз хотят, чтоб мы что-то ещё доказали - мы докажем....
   - Вот и хорошо. Возьмёте тех парней... Они говорят, что там есть молодёжь, кто хочет бороться с немцами. Вот их и заберёте в отряд и вы, товарищ подполковник, будете, если двадцать человек наберёте, командиром нового взвода. А майор Стрельцов командиром взвода остальных. Насчёт вас, Синцов. Будет в отряде больше ста человек - вот тогда вашу кандидатуру и рассмотрим....
   Честно говоря, мне было жутко интересно наблюдать за дальнейшим. Ни в коем случаи не считал ни Баранова, ни Синцова недалёкими или костными, но подполковник с одной стороны приятно удивил меня, а с другой заставил насторожиться. Ведь в случаи успеха Баранов и Синцов могут сами диктовать мне условия или же навязать своё видение дальнейших действий и внести в отряд раскол.
   Но, а так всё было по уму. Во-первых: у него было всё продумано до мелочей и грамотно спланировано. И Синцов здесь был только на подхвате.
   Во-вторых: выдержка. Синцов требовал провести операцию как можно стремительней и быстрей. Но Баранов, послал разведку из трёх человек. Двое, бывшие окруженцы и имевшие зуб на старосту за сдачу полицаям и старшим, один из бывших пленных. Причём задача была поставлена не только разведать обстановку, но и подготовить изнутри ситуацию, раз у них в деревне есть готовые на всё люди. Грамотно поставленная задача дала и максимальную информацию, что и определило успех операции.
   Через семь дней, после нашего разговора его небольшой отряд ушёл, оставив в моей душе смутное беспокойство, причину которого не мог понять. Впрочем, через пять дней неизвестности всё проявилось. Отряд Баранова вернулся и вернулся с удачей. Помимо того, что полицейский пост в количестве одиннадцати человек был уничтожен. Правда, у нас тоже были потери - один убитый, но погиб случайно, нарвавшись на шальную пулю уже в конце короткого боя. Староста захвачен и прилюдно казнён. Захвачено оружие и небольшое количество боеприпасов. Синцов тоже, наконец-то смог проявить себя в своей сущности и на площади перед бывшим сельсоветом провёл митинг перед немногочисленными сельчанами, блеснув красноречием. С собой Баранов привёл двенадцать новых потенциальных партизан из окруженцев и молодых, деревенских парней.
   Но помимо их, когда подполковник Баранов докладывал мне, едва сдерживая торжество от удачной операции, я увидел среди вновь прибывших группу хорошо вооружённых людей, державшихся несколько в сторонке от остальных. И около, явно командира той группы, с независимым видом стоял Синцов.
   Пожал руку Баранову и кивнул в ту сторону: - Кого привели, Константин Иванович?
   Тот коротко дёрнул плечом и предложил: - Вчера встретили в лесу по пути сюда. Я думаю, он сам представится, - повернулся и приглашающее махнул рукой.
   - Николай Петрович, к командиру подойдите.
   Невысокого роста, крепкий мужчина с немецким автоматом на плече неторопливо двинулся в нашу сторону. Уверенные движения, наполненные силой и властностью, всё подчёркивало в нём руководителя, привыкшего распоряжаться, распекать и принимать, ни капли не сомневаясь в своей уверенности и силе, решения. Остановился передо мной, внимательно осмотрел и звучным голосом представился: - Секретарь райкома Кривошеев Николай Петрович.
   - Командир отряда, майор Третьяков Алексей Денисович, - в свою очередь представился я, козырнул и протянул для рукопожатия руку, - очень приятно.
   Мы поздоровались и я распорядился: - Начальник штаба и вы, товарищ Баранов, займитесь вновь прибывшими людьми. Накормите и разместите их.
   Баранов явно ожидал другого. Он предполагал, что я начну подробно расспрашивать его об прошедшей операции и в роли главного героя он тоже будет сопровождать по лагерю секретаря райкома и на равных с командиром отряда давать объяснения, а также присутствовать при дальнейшем разговоре. А тут в приказном порядке его отодвинули от участия в главных событиях. Он было непримиримо дёрнулся в мою сторону и в возмущении открыл рот, но секретарь райкома повелительным движением руки остановил подполковника.
   - Константин Иванович, займитесь пока... Потом...
   Пока мы прошлись по лагерю в небольшой экскурсии, пока секретарь райком и его помощник, присоединившись чуть поздней к нам, умывались и приводили себя в порядок, Сергушин накрыл небольшой стол в моей землянке и подтвердил мне, что это действительно секретарь райкома.
   Всё это время, помимо рассказа и объяснений, я готовился к нелёгкому разговору. Я не ждал ничего хорошего от этого визита и желал бы, если это от меня зависело, чтобы он, визит, произошёл... ну..., как минимум ещё месяца через два, когда отряд окрепнет и будет действительно представлять реальную воинской силу. А так, справедливо ожидал от секретаря навязывание решений и задач сверху, зачастую не вникая в саму обстановку и подчиняясь только политическим моментам. Они нужны и этого я не собирался оспаривать, но на данном этапе важна была военная составляющая и лишь потом политическая. Либо это должно идти, как минимум, параллельно. Ну, а экипировка его и сопровождающих людей, уверенность, с которой он держался, подсказывала, что он вполне возможно имеет опору сзади. И имея её, с этой сильной позиции, он и будет со мной разговаривать.
   А пока, мы сели в моей землянке. Правда, от его группы были только он и его помощник: - Вербицкий, отдел пропаганды и агитации, - отрекомендовался он, долгим и неприятным взглядом, глядя на меня, после чего крепко пожал мне руку.
   Ну..., а мне то что? Хоть организационно-инструкторский отдел, но мужик мне совсем не понравился. Мутный какой-то. Секретарь, в отличие от него вроде ничего мужик, но не договаривал он многое и говорил всё с каким-то скрытым подтекстом.
   Вот и сейчас. Выпили, закусили. Ещё раз выпили и уже плотненько поели и вроде бы внутри у него что-то отпустило, но и что-то не давало расслабиться.
   - Спасибо, товарищ майор, - он пока ни разу не назвал меня по имени и отчеству, только по званию, как бы дистанцируясь. Хотя я его только по имени и отчеству, - спасибо. Давненько мы так душевно и плотно не гостевали, но сейчас хочется немного отдохнуть. Не в полглаза, как раньше, а в спокойствии поспать и всласть. Надеюсь, место найдётся?
   - Найдётся, Николай Петрович, и вашим товарищам тоже. Отдыхайте...
   - Вот и хорошо. А завтра, уже обстоятельно и поговорим. Обсудим все аспекты...
   Расположили их в новой землянке и они, действительно вымотанные и уставшие, уснули крепко и спокойно.
   Ну, а я позвал к себе Баранова и Синцова и уже своим кругом - начальник штаба, Сергушин и майор Стрельцов, снова сели за стол. Конечно, выпили. Баранов с Синцовым пришли обиженные отсутствием внимания, считая себя после секретаря райкома, главными героями. Поэтому, я налил им больше, чем остальным и после второй, они оттаяли и разговорились.
   - А что? - Захмелевший Баранов, несколько свысока, осмотрел присутствующих, - всё как планировали. Сначала, сняли двоих у моста. Оделись в их форму и дождались смены. Те только тогда очухались, когда их "валить" начали, но было уже поздно. "А ночью, все кошки серы" и часовой у сельсовета тоже был убит мгновенно, подпустив нас к себе вплотную. А дальше вообще всё просто было бы. Но в коридоре сельсовета, в темноте ошиблись дверями и ворвались в помещении, где спали только двое полицаев. А пока их убили, пока искали в комнате остальных, вздували свет, естественно зашумели и те в соседней комнате проснулись. Вот тогда и убили Вострецова. Он первый ворвался туда и получил в грудь пулю. А когда он вывалился обратно в коридор, мы туда закинули гранату и ей всё и закончили. А вот староста, чуть не сбежал..., уже в последний момент выцапали его.
   Пока туда-сюда, рассвело. Пустили ребят по домам и к сельсовету постепенно стал собираться народ. Правда, не очень много, но достаточно чтобы провести показательный суд над старостой....
   Баранов разошёлся, живо жестикулируя руками, раскрепостился, часто оглядываясь на Синцова и тот, толково дополняя и смеясь над отдельными моментами, оживлял картинку происшедшего в деревне.
   - Ну.., а люди-то..., люди..., активно выступали против старосты? - Спросил начальник штаба с искренней заинтересованностью. И тут Синцов замялся, с сожалением произнеся.
   - Да... нет, Андрей Сергеевич, боится ещё народ. По-честному говоря, показательного суда не получилось. Народ молчал, прятался друг за другом и расстреляли старосту, потому что никто за него не поручился и доброго слова не сказал. Попытался их расшевелить, речь произнёс..., а народ выслушал и по улицам растёкся. Работать с народом надо..., вот что я скажу.
   Остаток дня прошёл спокойно. Вновь прибывшие, получив у Сергушина лопаты и топоры, быстро и споро строили до ночи себе землянку. Ну, а остальные занимались обычными делами. Все вопросы решили отодвинуть на завтра, когда отдохнёт секретарь и мы его выслушаем. После чего и будем решать - как действовать дальше.
   На следующее утро гости выглядели хорошо отдохнувшими, с удовольствием позавтракали и секретарь со своим помощником Вербицким изъявили желание поговорить с людьми.
   - Вы, товарищ майор, не беспокойтесь. Занимайтесь своими делами и собирать людей не надо... Мы, так, с ними пообщаемся в процессе жизни и деятельности, и товарищ Синцов нам в этом поможет. Он людей хорошо знает, - Синцов с Барановым с самого утра крутились вокруг секретаря, разговаривали, смеялись чему-то и опять шушукались.
   - Да нет. Ничего, общайтесь конечно..., - только и оставалось мне согласиться с навязанным планом. Хотя и так инициатива находилась в руках Кривошеева и именно он сейчас, хоть и находясь, так сказать, на чужой территории, определял течение событий.
   Они отошли и начальник штаба невесело произнёс: - Чую, Алексей Денисович, не к добру тут секретарь. И наши...., смотри, как вьются вокруг него и Вербицкого. Наговорили вполне возможно лишнего и спелись они по-моему. А особенно мне не нравиться, что секретарь к тебе всё на "Вы" да на "Вы", как бы готовя почву для неприятностей....
   - Ладно, не будем гадать. Давай работать. - Хотя чего тут.... Отряд небольшой и хлопот немного. Да и посторонние в отряде, переходящие от одной группы партизан к другой и подолгу разговаривая. Всё это не настраивало на рабочий лад, держа всё время в напряжении.
   Обед прошёл в гнетущем молчании. Чтобы разрядить обстановку за столом, шутливо предложил выпить, но секретарь решительно отвёрг предложение.
   - Вот решим все вопросы... Вот, тогда можно будет и выпить.
   По его предложению обсудить все вопросы с командованием отряда, мы переместились на небольшую полянку немного в стороне от лагеря.
   Расселись в вольных позах, приготовившись выслушать, что скажет партийное руководство, но оно не спешило. Кривошеев стоял и внимательно смотрел на сидящих напротив - на меня, начальника штаба, старшину Сергушина, командиров отделений, майора Стрельцова, сержанта Дюшкова, Кузиванова, Носкова и Кравцова. Тут же сидел и подполковник Баранов. Правда, он ещё не объявлен официально командиром взвода, как я обещал, но тем не менее.
   - Товарищ майор, а почему нет батальонного комиссара Синцова? - Категоричность и требовательность, прозвучавшая в голосе, покоробили меня, но превозмог себя и твёрдо ответил.
   - Вы просили командование, так рядовой Синцов в это число не входит.
   - Хорошо. Не будем спорить, но на правах гостя я вас прошу пригласить сюда товарища Синцова.
   - Ну..., если в таком ключе..., - я не хотел обострять отношения и через пять минут Синцов присоединился к нам и мы стали посматривать на Кривошеева с Вербицким, которые отошли в сторону и о чём-то горячо шептались. Причём, больше горячился Вербицкий. Правда, шептания и спор длился между ними недолго и они вернулись к нам. Вперёд выдвинулся Вербицкий, а секретарь райкома присел на небольшой бугорок, за его спиной, как бы отдавая инициативу ретивому начальнику отдела пропаганды и агитации.
   - Товарищи, - начал Вербицкий, - предлагаю следующий порядок работы. Первая часть все вместе, где я расскажу о задачах борьбы с немецкими захватчиками, которые поставлены вождём и лидером нашей партии товарищем Сталиным. Потом мы должны остаться только командирским составом и обсудить ряд организационных вопросов.
   - Возражений не будет? - Спросил он, вперив тяжёлый взгляд в меня. Все промолчали, а я кивнул головой, как бы соглашаясь, но про себя подумал - Посмотрим, что и как....
   Итак, товарищи, 29 июня 1941 года. Кстати мы её получили буквально накануне прихода немцев в наш район. Так вот ЦК ВКП(б) и СовНарКомат СССР направили партийным и советским организациям прифронтовых областей директиву, в которой наряду с общими зада-чами советского правительства в войне, содержалась конкретная программа по развертыќванию партизанской борьбы. "В занятых врагом райоќнах, - говорилось в директиве, - создавать партизанќские отряды и диверсионные группы для борьбы с чаќстями вражеский армии, для разжигания партизанской войны, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов и т.д." А 18 июля было принято специальќное постановление ЦК ВКП(б) "Об opганизации борьбы в тылу германских войск", которое дополняло и конкретизироќвало директиву от 29 июня. Здесь уже даваќлись указания о подготовке партийного подполья, ор-ганизации, комплектовании и вооружении партизанќских отрядов, определялись основные задачи партиќзанского движения. "Задача заключается в том, - гоќворилось в нем, - чтобы создать невыносимые условия для германских интервентов... срывать все их мероприќятия". Центральный Комитет партии требует, чтобы "вся эта борьба получила размах непосредственной, шиќрокой и героической поддержки Красной Армии, сраќжающейся на фронте с германским фашизмом".
   Всё это он оттарабанил чётко и бодро, как будто всё это было заучено и ежедневно по пять раз говорилось перед различными аудиториями. Он перевёл дух и достал аккуратно сложенный листок бумаги из кармана: - Дальше я зачитаю, чтоб было без искажения, само содержание этих важных для нас документов.
   Мы выслушали внимательно и в полном молчании и также молчали, когда Вербицкий со значением смотрел на нас, как будто он лично открыл нам Америку и ожидал за это бурного и искреннего проявления эмоций. Баранов с Синцовым переглянулись и подполковник попытался встать и выступить, но Синцов молча и со значением положил руку на колено Баранова, остановив того. Молчание неприлично затягивалось, секретарь райкома с любопытством ожидал развития, а выражение лица Вербицкого постепенно сошло на удивление, а ещё через какое-то время он начал "закипать", нервно спросив, оглянувшись на Кривошеина: - Я что-то не то прочитал? Или товарищи ничего не поняли?
   Секретарь, высоко подняв левую бровь, отчего лицо скорчилось и было непонятно - либо он смеётся над растерянным Вербицким, либо осуждают сидевших напротив людей, активно не реагирующих на имя Сталина.
   - Товарищи..., - взвыл Вербицкий, не найдя поддержки, и замолк, видя как я поднялся с травы.
   - Ноги затекли, - неожиданно, даже для самого себя бухнул, разминая слегка затёкшие ноги.
   - Товарищ майор..., - осуждающе возмутился Вербицкий, - мы тут обсуждаем руководящие документы партии и я думал, что вы хотите выступить по этому поводу... А у вас ноги затекли...
   - Я и собираюсь выступить, - замолчал, прислушиваясь к голосам, доносящимся из лагеря и собираясь с мыслями.
   - Я, как командир отряда, с удовлетворением воспринял эти документы. Вижу и мои товарищи, тоже видят - Советская власть жива, она под руководством партии перестраивается на военный лад. Это радует. Лично я не понимаю вашего удивления и возмущения, товарищ Вербицкий. Если бы вы сейчас выступали перед кучкой растерянных военных, не знавших что нам делать - то, конечно, мы бы встретили читку вот этих документов, дающих нам правильное направление в борьбе с оккупантами, с радостью и восторгом....
   - Товарищ майор, не надо ёрничать над документами партии, - возмущённо прервал меня Вербицкий, - в иное время и в другой ситуации, вы бы тут же положили на стол партийный билет. Я попрошу вас по существу говорить.
   - А я по существу и говорю, - спокойно продолжил, - мы и вы сейчас не на партийной конференции находимся, где присутствуют высокое партийное начальство и нужно говорить в ответ на доклад красивые лозунги и слова. Вы сейчас находитесь в боевом отряде, который был создан и спаян вот этими людьми, без всяких направляющих документов, а просто выполняющих свой воинский, да и партийный долг перед страной и советским народом. Если надо повторить, то начальник штаба сейчас доложит - сколько и чего было сделано отрядом.
   - Не надо. Вчера вы доложили о своих успехах, а сейчас действительно давайте обсудим этим документы и другие вопросы. - Неожиданно резко вмешался секретарь райкома и угрожающе продолжил, - и, товарищ майор, я тоже попрошу вас быть осторожным с высказываниями, а то ведь можно и неправильно понять.
   И тут прорезался голос Синцова, решивший поддержать политического коллегу: - Алексей Денисович, я для вас не авторитет, но хочу тоже сказать. Здесь и сейчас присутствует не просто товарищи Кривошеев и Вербицкий, а как раз руководящие представители партии, которые от имени партии могут вам и приказать.
   - А что тут обсуждать. Отряд создан и создан вот этими людьми, - повторился я и снова повёл рукой по боевым соратникам, - отряд воюет и имеет успехи, отряд прирастает людьми и настроение боевое. Вон..., послушайте, чем лагерь шумит. Там нет уныния и пораженчества. А значит, мы практически выполнили все пункты постановления партии и Центрального Комитета. А приказы мы умеем выполнять, товарищ Синцов. Так что считаю, что обсуждать нечего. - Продолжал гнуть свою линию, - а раз здесь присутствуют секретарь райкома партии, начальник отдела пропаганды и агитации районного комитета партии, то у нас есть надежда, что с их приходом в наш отряд, мы соединимся с остальными силами и увеличим удары по фашистам....
   Вот и давайте обсудим, но только уже другие пункты.
   - Это вы что сейчас имели ввиду? - Ядовито спросил Вербицкий, а у секретаря выражение лица стало озабоченным и сосредоточённым. Помимо здоровой злости, которую сейчас являл воочию, я специально обострил ситуацию. Если за ними, за секретарём и его группой действительно стоит реальная сила, исходя из некоторых пунктов постановления - это один расклад. И тогда действительно можно совместно решать задачи и даже выполнять их указания. Если же нет и они хотят оседлать так удачно подвернувшийся отряд и навязывать своё видение - тогда другое. А как строят из себя начальники - я уже видел и ощущал на себе. Так что пора расставить точки над "I".
   - А те, что вы нам процитировали по бумажке, товарищ Вербицкий. С первого пункта по третий. Может ещё раз прочитаете? - Также ядовито ответил ему.
   - И прочитаю, - Вербицкий нервным движением расправил листок и стал громко читать, -
   1. Для организации подпольных коммунистических ячеек и руководства партизанским движением и диверсионной борьбой в районы, захваченные противником, должны быть направлены наиболее стойкие руководящие партийные, советские и комсомольские работники, а также преданные Советской власти беспартийные товарищи, знакомые с условиями района, в который они направляются. Засылка работников в эти районы должна быть тщательно подготовлена и хорошо законспирирована, для чего следует каждую группу (2-3-5 человек) засылаемых связывать только с одним лицом, не связывая засылаемые группы между собой.
   2. В районах, находящихся под угрозой захвата противником, руководители партийных организаций должны немедля организовать подпольные ячейки, переведя уже сейчас часть коммунистов и комсомольцев на нелегальное положение.
   Для обеспечения широкого развития партизанского движения в тылу противника партийные организации должны немедля организовать боевые дружины и диверсионные группы из числа участников гражданской войны и из тех товарищей, которые уже проявили себя в истребительных батальонах, в отрядах народного ополчения, а также из работников НКВД, НКГБ и других.
   В эти же группы должны быть влиты коммунисты и комсомольцы, которые не используются для работы в подпольных ячейках.
   Партизанские отряды и подпольные группы должны быть обеспечены оружием, боеприпасами, деньгами и ценностями, для чего заблаговременно должны быть в надежных местах зарыты и запрятаны необходимые запасы.
   Необходимо также заблаговременно позаботиться об организации связи подпольных ячеек и партизанских отрядов с советскими районами, для чего их снабдить радиоаппаратами, использовать ходоков, тайнопись и проч., а также обеспечить посылку и печатание на месте листовок, лозунгов, газет.
   3. Партийные организации под личным руководством их первых секретарей должны выделить для формирования и руководства партизанским движением опытных боевых и до конца преданных нашей партии, лично известных руководителям парторганизаций и проверенных на деле товарищей....., - Вербицкий закончил читать и вопросительно уставился на меня. Типа - Чего тут непонятно?
   Я удовлетворённо приподнял руку чуть верх: - Вот и давайте обсудим. Есть наш отряд - полностью готовый к борьбе. Есть партийная власть, в лице секретаря райкома и начальника отдела райкома, которыми в соответствии с директивой и постановлением созданы склады, организованы отряды, подполье, есть люди на нелегальном положении и заложено оружие, радиопередатчики. И теперь всё это нужно соединить для усиления борьбы с оккупантами. Наверняка, у вас есть связь с обкомом, который тут тоже должен остаться для организации партизанского движения.....
   - Всё..., всё, товарищ майор, - решительно прервал меня секретарь райкома и, выдвинувшись вперёд, взял из рук Вербицкого бумагу, - только вы почему-то не захотели услышать последние строчки постановления. Так я процитирую....: - ЦК ВКП(б) требует, чтобы руководители партийных организаций лично руководили всей этой борьбой в тылу немецких войск, чтобы они вдохновляли на эту борьбу преданных Советской власти людей личным примером, смелостью и самоотверженностью, чтобы вся эта борьба получила размах непосредственной широкой и героической поддержки Красной Армии, сражающейся на фронте с германским фашизмом.
   - Вам понятно, товарищ майор, что Центральный Комитет партии, в которой вы тоже состоите, ТРЕБУЕТ, - Кривошеев размеренно помахал указательным пальцем в воздухе, - ТРЕБУЕТ, чтобы я - секретарь районного комитета партии - возглавил и руководил борьбой. Также хочу вам заметить, товарищ майор, что я с товарищем Вербицким не с неба свалились, а находимся здесь с первых дней и организовываем всё, про что тут написано.
   Ладно, - вдруг и как-то устало махнул рукой Кривошеев, - я понимаю вас, товарищ майор. Жили себе тут, воевали, собирали людей и тут свалилось начальство, которое теперь будет ставить задачи, требовать.... Но в такую тяжёлую годину все мы чем-то жертвуем. Поэтому давайте не будем брыкаться и давайте спокойно всё обсудим. В конце концов, если вас не устраиваю по каким-то причинам я, тогда есть секретарь обкома. Только он ведь не будет, вот так как я тут, уговаривать вас. Это не тот уровень. Да и по-честному не так уж много вы тут дел сделали. Поэтому все свои амбиции давайте спрячем до лучших времён. И я согласен - переходим ко второй части, но здесь должны остаться только командиры.
   Секретарь райкома замолчал и выразительно посмотрел на Сергушина, потом перевёл взгляд на Носкова и Кравцова, а сержант Дюшков, с Кузивановым сами стали подыматься со своих мест.
   - Нет, товарищ Кривошеев, пока я тут ещё командир, этим людям я доверяю как себе и они тоже будут участвовать в обсуждении, как уже понимаю, будущего отряда.
   - Не много ли берёте на себя, товарищ майор, - я, явно в лице Вербицкого, приобрёл ярого врага. А начальника отдела понесло, тем более, что Кривошеев молчал, как бы давая "добро" на дальнейшее, - сегодня вы командир отряда, а завтра командиром может будет другой....
   До этого момента мои подчинённые сидели молча, с любопытством наблюдая развивающийся конфликт начальства и безмолвно выражали своё возмущение словами и поведением гостей, но когда вот так Вербицкий с апломбом заявил, с места резко вскочил капитан Нестеров.
   - Товарищ Вербицкий, вы кто тут такой, чтобы делать такие заявления? Я сейчас вызову сюда разведчиков и арестую вас. А потом начнём разбираться и какие для вас будут последствия - я даже не хочу комментировать. Также хочу напомнить, что вы не у себя в кабинете в райкоме и перед вами не инструкторы вашего отдела, с которыми вы могли не церемониться. И находитесь в нашем отряде, а не мы у вас. - Возмущённо и категорично заявил начальник штаба. Я молчал, а остальные в едином порыве поднялись и встали за спиной капитана. Остались растерянно сидеть лишь Баранов и Синцов, ещё не до конца определившись - С кем им быть? Они переглядывались друг с другом, смотрели с надеждой на молчавшего секретаря райкома и никак не могли принять решение. Вербицкий и сам понял, что "перегнул палку" и заюлил, пытаясь выйти из неприятной ситуации и сохранить хотя бы подобие лица.
   - Что вы, капитан, к словам цепляетесь. Как сказал - так сказал...., - примиряющим тоном забурчал начальник отдела, - ваш командир тоже иной раз позволяет себя двусмысленные заявления...
   Нестеров обернулся, оглядел стоявших соратников и спокойно сказал: - Спасибо, садитесь..., - после чего обратился к секретарю.
   - Товарищ Кривошеев, и всё-таки для ясности дела я озвучу кое-какие факты и некоторые цифры, чтобы вы и ваши подчинённые, которые не следят за своими словами, правильно понимали место каждого в этой борьбе с оккупантами. Товарищ майор, разрешите...?
   Я кивнул и присел на небольшую корягу, зная о чём пойдёт речь. Мы и вчера рассказали об итогах деятельности отряда, но как-то гости наши восприняли их вяло и без особого интереса. И их реакцию можно было расценить так - Ну.... воевали, ну молодцы.... Подумаешь...!!! Все мы тут воюем... Вот и всё. Наверно, поэтому так по-хамски вёл себя Вербицкий, а Кривошеев держал себя официально, лелея какие-то только ему известные планы.
   Кривошеев сейчас молчал, занимая выжидательную позицию и ожидая как повернётся дальше разговор.
   Вот и стояли посередине Вербицкий и Нестеров. Вербицкий уже всё сказал и ход остался за капитаном Нестеровым, который начал, обращаясь к Кривошееву, но предназначая свои слова начальнику отдела пропаганды и агитации.
   - Мы, и я в том числе, с уважением относимся к тому, что вы не эвакуировались на Восток, а остались здесь, с первого дня оккупации, для организации партизанского движения. Но здесь хочется внести ясность и повторится. Так вот, я начну не с первых дней оккупации, а несколько попозже мы сюда попали и я, и майор Третьяков со своими людьми. Когда они очутились здесь месяц назад их было.....
   Нестеров целых три минуты сыпал цифрами и хоть мы все знали их, но в этой скользкой и неприятной ситуации они придавали нам гордость за сделанное и новый импульс.
   - ....За месяц деятельности отряда налажена сотрудничество и связь с местным населением, а также с городским молодёжным подпольем. И это всё тоже заслуга в том числе командира отряда. А если сюда прибавить тех гитлеровцев, которых уничтожил маленький отряд по пути сюда, тогда исходя из этого, возникает закономерный вопрос - Товарищ Вербицкий - А что вы сделали, для того, чтобы вот так просто заявлять о смене командира отряда? И непонятно молчание секретаря райкома, совершенно не реагировавшего на такое заявление. Вы, что согласны со сменой успешного командира отряда? Что сделал секретарь райкома, какую внёс лепту в организации, в развёртывании и руководстве партизанским движением, чтобы вот так многозначительно молчать?
   Нестеров внезапно обернулся назад и неожиданно задал вопрос Баранову и Синцову, обличающее ткнув в их сторону пальцем: - И к вам, товарищи Синцов и Баранов, тоже вопрос - Что такого вы рассказали партийному руководству, что оно ведёт себя, как комиссия прибывшая для разборок..., с орг выводами и заранее сфабрикованными обвинениями во вредительстве?
   Баранов опустил голову и молчал, сосредоточенно колупая пальцем дырку на голенище сапога, а вот Синцов, окунувшись в знакомую и горячую атмосферу партийных собраний, совещаний и обсуждений живо встрепенулся.
   - А что? Товарищ Нестеров, вы не имеете права в такой тональности задавать вопросы ни мне, ни тем паче секретарю райкома. Мы все тут коммунисты и каждый вносит свою лепту в дело борьбы. А что касается информации об отряде, я рассказал то, что посчитал нужным рассказать и донести партийному руководству, на земле которого мы сейчас находимся....
   - Ха..., ещё немного и вы, целый батальонный комиссар, его хозяином назовёте. - Ехидно поддел Синцова Нестеров.
   Перепалка, в которую неохотно включился Баранов, периодически влезал Вербицкий, но, впрочем она, быстро закончилась. Повисло неловкое молчание и секретарь до этого упорно молчавший, поднялся и вышел вперёд.
   - Товарищи! Спасибо всем за ваши высказывания, хоть и были они иной раз чересчур горячими и эмоциональными. Предлагаю вернуться в спокойное русло. Не всё так просто и действительно каждый вносит свою лепту в борьбу с врагом - кто больше, кто меньше. У кого получается по тем или иным причинам лучше и эффективней, у кого это выходит на данный момент не так продуктивно.
   Если взять майора Третьякова и его боевых подчинённых, то его успехи и достижения можно объяснить достаточно просто. Люди воевали с самого первого дня, они втянулись в военные действия и когда оказались в условиях окружения, да ещё под твёрдым руководством грамотного командира, то иного ожидать просто нельзя было. Люди продолжали бить фашистов, где их находили. И как военные люди думали над тем, как лучше и эффективней бить их дальше. И мы с уважением относимся к вашему командиру и ко всем у вас в отряде. Поэтому не надо, сгоряча сказанные слова, товарищем Вербицким, гипертрофировать и превращать в непонятные обвинения.
   В отличии от вас, мы, то есть райком партии - я и товарищ Вербицкий, с первых дней войны выполняли совершенно другие задачи... А в первые три дня была полная неразбериха. Давайте по-честному говорить: мы ждали, что родная Красная Армия отобьёт... Там.., на границе удар и погонит врага уже в его сторону. Никто не думал, что всё будет наоборот и так стремительно. И поэтому для нас было полной неожиданностью, когда немцы через несколько дней вошли в Минск. Вот тогда-то и пошла основная наша работа - эвакуация населения, материальных ценностей, угон и вывоз на восток стада крупного рогатого скота, лошадей. Я уж не говорю об организации истребительных отрядов, борьба с диверсантами, десантами и я мог бы перечислять и перечислять. И за всё это ведь жёстко спрашивали. И уходили мы из города... Немцы входили, а мы с другого конца уходили. Поэтому честно скажу, вопросы и пункты по организации партизанского движения и развёртывания подполья в районе, указанные в директиве и постановлении, практически выполнены наспех и далеко не в том объёме в каком хотелось.
   Поэтому задача у нашей группы была не сколько бить фашистов, сколько найти, организовать надёжных людей, поставить им задачи в свою очередь на наращивание сопротивления. А это довольно рутинная, и иной раз неприметная работа, которая станет заметной не сразу. Поэтому ни я, ни товарищ Вербицкий не можем похвастать какими-либо ощутимыми боевыми успехами. Я ещё раз хочу заострить ваше внимание - что у каждого своя задача. Вы бьёте фашистов - Спасибо вам за это. Мы стараемся другими способами и методами поднимать людей, чтобы они тоже били. На этой почве у нас пока мизерные успехи. Население напугано и растерянно. Народ приглядывается и много есть таких, которые хотят отсидеться в тиши и не высовываться. Очень много затаённых врагов советской власти, отсидевшие в разных тихих углах, а теперь откровенно принявших власть захватчиков, что очень затрудняет нашу работу. Не забывайте и то, что я и Вербицкий очень известные люди в районе и нас знают практически каждый и в каждом далёком углу района и мы очень рискуем, практически каждый раз, когда заходим в любую деревню. Много и других причин, чтобы люди зажались. Но есть и плюсы в нашей работе. Найдены и восстановлены связи с надёжными людьми, на которых можно в последующем опереться. Есть связь с обкомом партии, через которых же можно связаться и с Москвой.
   И сюда мы шли разыскать именно вас, потому что вы первые кто начал решительно бороться с врагом. Шли наобум, не зная как вас найти и это счастье, что мы случайно наткнулись на вашу группу. Хотя, через день, через два мы всё равно бы вас нашли.
   Следующее. То, что нам рассказали товарищи Баранов и Синцов, рассказали они искренне, с партийной откровенностью и честностью. И давайте их за это не будем осуждать. У каждого есть ошибки, есть заблуждения и наша с вами задача их исправить....
   Нестеров вроде бы успокоился и внимательно слушал секретаря, но тут не выдержал и вскочил на ноги: - А вот хотелось бы с партийной прямотой выслушать - Какие, именно ошибки и заблуждения мы тут имеем, и про которые рассказали с откровенностью Баранов и Синцов?
   - Товарищ Нестеров, мне не хочется здесь и именно сейчас устраивать дискуссию о руководящей роли партии в деле вооружённой борьбы. Думаю, что само присутствие меня, как секретаря райкома, как представителя обкома партии уже снимает заблуждение, что вот так просто, без партии, можно эффективно бороться с оккупантами. Да, к сожалению, было бы лучше, когда мы сами пришли к вам на базу, сели и, глядя друг другу в глаза, обсудили проблемы. Да..., можно заподозрить и то, что товарищи Синцов и Баранов, как бы нажаловались на вас. Я вот понимаю их обиду. Командиры с большим практическим опытом каждый по своим направлениям, а воюют рядовыми. И мне здесь ничего плохого о них не сказали. Тем более что порученную задачу они выполнили успешно, а в последнем бою уничтожили пулемёт и теперь имеют основания для того, чтобы свой опыт и знания применить на практике. Что я тут неправильно сказал? Можете, товарищ Нестеров, добавить меня....
   - И добавлю, - решительно тряхнув головой, капитан нервным движением расправил мифические складки гимнастёрки под ремнём, - есть что сказать. Да. По последним боевым действиям и в повседневной деятельности в отряде к ним претензий нету. Но, по-моему, товарищи Баранов и Синцов, не до конца были откровенны с вами и этот вопрос в нашем кругу уже обсуждался. И командир наш и я, как начальник штаба, довели до них. В частности, Синцову сказали - будет отряд численностью сто человек - тогда можно и обсудить вопрос кандидатуры и тут товарищ Синцов имеет большие шансы стать комиссаром. Так и насчёт товарища Баранова. Вот сейчас привёл он людей и сегодня вечером мы перед строем доведём приказ по отряду - он назначается командиром второго взвода. Первым взводом будет командовать майор Стрельцов.
   Есть ряд и других моментов, на которых мы не будем заострять внимание, а ведь на них придётся ответить - не сейчас. Потом....
   Нестеров не стал углубляться в своих рассуждениях и, закончив, сел на место.
   После некоторого молчания, с переглядыванием друг с другом, секретарь вновь выдвинулся вперёд: - Что ж, я удовлетворён и думаю, что многие вопросы в выступлении капитана Нестерова и в моём были сняты. Сейчас переходим к ещё одному, к сожалению довольно болезненному вопросу - как для вас, так и для нас.
   Я насторожился. Честно сказать, сначала обрадовался появлению секретаря со своей группой. Да и с Вербицким можно было потом сработаться. И от них я видел в основном только пользу. Никогда не отрицал руководящей роли партии во всех сферах жизни и деятельности страны, в том числе и в армии. Себя не видел вне партии, верил в неё, в её коллективную мудрость, хотя очень часто в жизни и своей деятельности сталкивался как раз с обратной стороной - самодурством и высоким самомнением отдельных партийных чиновников. Но, тем не менее, понимал, что борьба с фашистами в их глубоком тылу должна сплачиваться вокруг обкомов и райкомов партии. Они были из местных, знали людей, настроения, особенности района, имели наработанные связи и другие моменты, чего мы, пришлые, могли не знать.
   И видел такое сотрудничество разделённое на две составляющие - военную и политическую. Наш отряд бьёт фашистов, а секретари райкомов и обкомов, и их составляющие должны подымать народ на борьбу, а мы - военные, практическими делами это показываем.
   Но то, что я услышал, реально лишило меня дара речи и не только меня, но и моих соратников. Люди просто обалдели, осмысливая услышанное. У них от неожиданности даже выражение лиц не успело изменится, что придало уверенности секретарю, излагать и дальше своё видение.
   ....- Вот и получится два отряда, которые увеличат вдвое воздействие на врага. Я уж не говорю, что тем самым мы сумеем охватить вооружённой борьбой гораздо большую территорию района и вовлечём туда большее количество населения, чем сейчас.
   Предлагаю: командиром второго отряда назначить подполковника Баранова, а комиссаром отряда батальонного комиссара Синцова...
   Он замолчал, вдруг обратив внимание на гробовое молчание и появившееся на лицах удивление, смешанное с изрядной долей возмущения. И тут спокойствие, которое он излучал до сих пор, несмотря на горячие споры, покинуло его.
   - Я не понял - Что опять вас возмущает? По моему, товарищ Вербицкий и я - очень популярно объяснили, чуть ли не по складам прочитали Постановление и Директиву ЦК ВКП(б) о развёртывании вооружённой борьбы, горячо поспорили по некоторым вопросам, связанными как с развёртыванием борьбы, так с увеличение её эффективности, о роли и месте руководящих органов партии в этой борьбе.... В конце концов тут сидят коммунисты и комсомольцы, которые должны, просто обязаны с воодушевлением выполнять все решения партии и нашего вождя товарища Сталина. А что я вижу? На ваших лицах - возмущение, а значит неприятие этих решений. Я ещё раз, ни как товарищ Кривошеев, а как секретарь районного комитета партии, как представитель областного комитета партии категорически заявляю. Нравится вам это или нет, но решение партии вы будете выполнять. Такое ёмкое понятие, как Партийная дисциплина, ещё никто не отменял. И мы не дадим вам, извините за каламбур, заниматься партизанщиной.
   Ну, а если же вы будете саботировать эти решения и откажетесь подчиняться партийным органам, оставшиеся здесь для развёртывания партизанского движения - будем разбираться отдельно. И тут уже никто не будет смотреть на ваши заслуги. Учтите это товарищи...., - секретарь обличающее посмотрел на всех, даже на Баранова с Синцовым, которые тихонько сидели и хотя бы репликами поддерживали его и Вербицкого.
   Мои товарищи тоже реагировали по разному. Нестеров и Сергушин не скрывали своих эмоций и выражали это ядовитыми репликами и резкими телодвижениями, как будто они кулаками собирались отстаивать своё детище - партизанский отряд. Майор Стрельников презрительно кривил губы, направляя его гостям, но не считая себя ещё полностью полноправным членом, отмалчивался. Носков и Кравцов, сержант Дюшков с Кузивановым, тоже возмущались, но по-тихому, не влезая в перепалку старших товарищей.
   Начальник штаба посмотрел на меня, готовясь вновь вступить в горячий спор с секретарём, но я его остановил движением ладони и шагнул вперёд. Встал рядом с секретарём райкома и повернулся к нему.
   - Учтём, товарищ Кривошеев, учтём, только давайте не будем пугать разными карами и ссылаться на авторитет обкома партии. Если бы мы были такими пугливыми - то здесь сейчас нечего было обсуждать. Да и на этой поляне тоже никого не было. Вы тут ещё спрашиваете - Почему мы возмущаемся? Что ж постараюсь объяснить. Конечно, получится несколько жестковато, но не обессудьте.
   Итак. В отряд приходит некая группа вооружённых людей, называют себя секретарём райкома, начальником отдела, говорят, что у них есть связь с обкомом партии, трясут непонятно какими полномочиями. - Секретарь райкома с Вербицким аж побагровели в возмущении, - Ладно..., хорошо. Местные товарищи подтверждают - это действительно секретарь обкома и начальник отдела. Принимаем их как дорогих гостей, а они за спиной командования отряда шушукаются с некоторыми рядовыми членами....
   - Товарищ майор, - резким и властным тоном прервал меня секретарь, - вы забываетесь. Во-первых: никто тут и ничем не тряс. Во-вторых: не шушукались, а беседовали с вашего разрешения - хочу я вам напомнить. А если вы будете и дальше продолжать в таком тоне....
   - Буду.., буду продолжать именно в таком тоне и всё называть своими именами - категорично заявил я, - вы мне просто не даёте другого выхода. Ладно - не шушукались, а беседовали, - в последнее слово я вложил максимум яда.
   - И вот вы беседуете, черпаете информацию у всех кроме командования отряда. Потом читаете документы, заявляя, что это решение партии и на основе этого заявляете о разделе боеспособного отряда на две части. Говоря и утверждая, что этого требует партия....
   Рядом с секретарём решительно встал Вербицкий и ледяным тоном заявил: - Товарищ Третьяков, за саботаж решений партии, за дискредитацию руководства партии, за неподчинение решениям райкома и обкома партии, вы отстраняетесь от командования отряда.
   Я разочарованно посмотрел на начальника отдела и, кивнув на него, бросил капитану Нестерову: - Начальник штаба - разоружить и арестовать.
   Остальное, даже неожиданно для меня, произошло так слажено, как будто мы долго тренировались.
   Мы находились на поляне и не на виду у остального отряда. В лагере мы все ходили с оружием, а вот гости расслабились и автоматы свои оставили в землянке, оставив себе лишь пистолеты. И своё оружие Вербицкий успел выхватить, но я тоже был начеку и сильным ударом выбил его из руки. Нестеров с Сергушиным навалились, вывернули руки и связали рычавшего от бешенства Вербицкого, которому кляпом заткнули рот. Больше всего я боялся шума и реакции охраны секретаря, опасался неадекватности с их стороны и неправильной оценки ситуации. Дюшков с Кузивановым взяли на прицел совсем растерявшихся Баранова с Синцовым, а Кравцов с Носковым залегли, направив автоматы на кусты, откуда могла появиться подмога гостей. Я же не выпускал из виду секретаря, который тоже понимая щекотливость положения, вёл себя спокойно и не дёргался. Лишь зло прошипел, когда вся суматохе закончилась, а Вербицкого по моей команде утащили поглубже в кусты, чтобы не мешал.
   - Третьяков, ты за это ответишь и немедленно освободите Вербицкого.
   - Ничего - отвечу. А он пусть полежит в кустах, чтоб не вмешивался и немного остыл. А то слишком чего-то горячий. Полежит, подумает, глядишь и поумнеет немного. Вы-то сами поняли - Кто здесь вы со своим Вербицким и кто в отряде командир, и кто отдаёт здесь приказы? Я ведь запросто могу сейчас расстрелять вашего начальника отдела, да заодно разобраться и с вами.... И это будет моё право. Право командира. Я потом отговорюсь... Не беспокойтесь... Это они, - я обвёл рукой сидевших, - могут мне предъявить обвинения в некомпетентности руководства и они меня могут снять. А вы, товарищ секретарь, когда действительно, в практическом плане, будете оказывать нам помощь и пользу своей деятельностью... Вот тогда, сможете участвовать в приёме решений. И то только в выработке. А вы сейчас предлагаете, без совета с командованием - взять и разделить отряд, продовольствие, якобы для увеличения эффективности развёртывания вооружённой борьбы. Это сейчас, вот в такой численности и при таком составе мы не только увеличим мощность ударов, но и можем провести более крупную операцию. А теперь по вашему решению... И какие такие мы тогда удары будем наносить? По каким целям? По мелочёвке действовать будем? Пока я командир отряда - никакого разделения не будет....
   Ещё около часа мы горячо спорили, отстаивая каждый свою позицию, и пришли к нейтральному решению, которое в принципе устраивало обе стороны. Решили построить отряд объявить об разделе. Но...., предложить на добровольной основе каждому решить - С кем он пойдёт дальше?
   Баранов с Синцовым считали, что с ними готовы идти все, кто был с ними в плену, кроме майора Стрельникова, и те, кого они привели из последнего рейда в деревню, а это почти и есть половина. Мы считали, что если за ними и пойдут, то пойдут всего несколько человек.
   Но получилось неловкое фиаско. Зажигательно выступил перед строем освобождённый Вербицкий, временами кидая огненные взгляды на меня и остальных, кто был свидетелем его "позора". Вполне толково постарался обосновать раздел секретарь, Баранов сказал хорошо поставленным командирским голосом, как он видит деятельность будущего отряда, внёс свою лепту и батальонный комиссар, но уже отеческим тоном. Надо отметить, что в прошлой мирной жизни, каждый из них не зря "ел свой хлеб" и я начал жалеть, что пошёл на такой опрометчивый шаг и переоценил знание людей.
   .... Счас...., как выйдет, да гораздо больше чем половина. Во..., будет нам облом.
   Но получилось, как и считал. Вышло двое из бывших пленных. Вышли вроде бы решительно, но увидев, что одни - замялись.... Мы уже подумали, что они станут обратно. Нет, после некоторой заминки, присоединились к Баранову и Синцову.
   После того, как строй был распущен, мы опять собрались тем же составом, но уже в моей землянке. Противная сторона была обескуражена и чувствовала себя сковано. Я их понимал. Поэтому предложил, как бы подведя итог таким горячим спорам: - Ну, что? Мы увидели, что жизнь расставила всё по своим местам. Ничего страшного не произошло. Поэтому предлагаю товарищам Баранову и Синцову всё забыть. Вы, Константин Иванович - командир второго взвода. А вы, Сергей Сергеевич, думаю что через месяц, другой будете комиссаром вполне большого отряда. Нашего отряда.
   Повисло неловкое молчание, которое нарушил Баранов. Прокашлялся в кулак и хриплым голосом заговорил: - Нет, Алексей Денисович, спасибо за предложение, но после такого недоверия, оказанного нам, я не могу остаться. И Сергей Сергеевич такого же мнения. Мы присоединимся к группе товарища Кривошеева и надеемся, что и там будем не меньше полезны....
   В принципе, обсуждать было больше нечего. Группа секретаря райкома собралась уходить завтра, а сегодня мы накрыли небольшой стол. Немного выпили, обстановка слегка разрядилась и мы с секретарём вышли из землянки, чтобы поговорить наедине. Впрочем, разговора не получилось, следом за нами вышел Вербицкий. Хоть мы и выпили на мировую, но холодок, осадок между нами остался.
   Утром они ушли. Ушли, пообещав продолжить с нами контакты и вернуться уже с конкретными задачами от секретаря обкома. Уже поздно вечером, посовещавшись между собой, мы отдали им связь и руководство городским, комсомольским подпольем. У нас не получалось вести с ними планомерно работу. Вот пусть они и идут под руку своего местного руководства. И секретарь был рад. Как он сказал: - Несмотря на недопонимание между нами, на возникшие разногласия на методы вооружённой борьбы, я остался доволен. Устанавливается твёрдая связь с первым партизанским отрядом, спасибо вам за подполье, которое теперь будет действовать под руководством партии... Ну..., а личные отношения я думаю наладятся, и разногласия со временем исчезнут. Баранову и Синцову мы поможем в организации своего отряда.
  
  
  
  Глава девятая.
  
   Сегодня собрались у Насти. Её мама с младшим братиком Насти ушли в гости на другой конец города к тёте Ефросиньи, маминой сестре и там и останутся на ночь. Что было на руку задуманному делу. Собрались все, кроме Лёшки, который внезапно заболел и уже неделю как сидел дома. Но Алеся догадывалась, что с Лёшкой немцы провернули тоже, что и с ней. И тот сидит дома с надуманной болезнью, приходя в себя. И это её успокаивала. Ага..., значит не только она одна. Вот и Лёшка сломался, хотя сам на словах был такой герой.... Она тоже почти десять дней не выходила на улицу, да и не могла, не хотела встречаться с друзьями. Ей было очень стыдно и боялась, что по её лицу они сразу догадаются о предательстве. Но потом привыкла к своему новому положению, тем более, что немцы выполнили своё обещание и никого не арестовали. Её потревожили лишь один раз, этот приятный и хорошо говорящий на русском немец. Курт. И ещё присутствовал начальник гестапо. Встречались на квартире и вопреки её страхам, вёли себя очень корректно, доброжелательно, угощали незнакомыми, но очень вкусными продуктами, говорили что аж из самой Франции и между делом очень подробно расспрашивали. И она рассказывала, и ей очень нравилось, как её внимательно и заинтересованно слушали. Уточняли и даже спрашивали совета. Ведь даже родная мама и отец считали её ещё слишком молодой и неопытной, чтобы она предложить что-то. Часто отмахивались от неё, не считаясь с её мнением. Мальчишки и подруги её окружения, справедливо признавали её внешнюю красоту, но и одновременно считали легкомысленной. А вот эти немцы, относились к ней на встрече, как к взрослой... Пусть, ни как с равной, но с серьёзным видом, не перебивая, а лишь слегка уточняя, слушали её. В конце Курт рассказал о её главной задаче...
   - ....Нам, Алеся, по большому счёту ваша группа интересна сама по себе только в общем информационном плане. Чтобы понимать все процессы, которые происходят в глубине населения - Что происходит там? Как происходит? Как остальные реагируют на это.....? Но самое главное - нам интересны те люди, оставшиеся здесь для вооружённой борьбы, которые выйдут с вами на связь. Обязательно выйдут и начнут ставить вам задачи. Вот о них тебе нужно будет собрать как можно большую информацию и рассказывать нам. - Дальше Курт более подробно проинструктировал Алесю, а потом предложил устроить её в городскую управу, чтобы она смогла поднять свой авторитет и значимость в молодёжной группе. Заодно и получать неплохой паёк и жалование, к которому будет неплохая денежная добавка за помощь, оказываемую германским войскам.
   Конечно, Алеся, не была такой уж легкомысленной, чтобы не понимать, что ВСЁ это называется не совсем красивым словом... - Предательством. И первые два дня она была просто в шоке и ужасе от этого. Она не знала, что делать. И самое страшное, что не с кем было посоветываться. Просто - НЕ С КЕМ.... Даже маме, с которой она делилась ВСЕМ, нельзя было рассказать. Нельзя даже было вида показывать, как ей тяжело всё это носить в себе. Но всё равно отец с матерью сильно забеспокоились, видя как их всегда весёлая и лёгкая по жизни дочь, замкнулась и целыми днями сидела или лежала в своей крохотной и чистенькой комнатушке. Но Алеся сославшись на недомогание, сумела убедить родителей, что скоро всё пройдёт. А пока её оставили в покое, она судорожно искала выход из создавшегося положения. Идти к своим и рассказать.... Нееееттт!!!! Они не поймут и со всем своим максимализмом примут совершенно не приемлемое для неё решение. И тут обычным презрением и бойкотом не обойдётся. Да и поздно идти. Если идти, то надо было сразу же... А сейчас не поверят в её чистосердечное раскаяние в минутной слабости и её просто приговорят. К смерти.
   - Хорошо..., - уже потом, немного успокоившись, ядовито размышляла она о своих товарищах, - все вы такие правильные. Готовые умереть ради Родины. Я тоже была готова, пока вот так напрямую и воочию не столкнулась вот с этим - УМЕРЕТЬ. Не в атаке, красиво сражённая пулей..., не в борьбе с врагами... А умереть после долгих и мучительных истязаний, после боли, криков, страхов, банальной вони от того, что ты от страха и боли мочишься под себя.... А потом еле стоять на краю могилы - грязная, избитая, изнасилованная, вонючая.... И где тут до киношного героизма, когда перед тобой стоят равнодушные враги, которым всё равно кого убивать. И им что ли кричать эти высокие и героические слова? Всё это бессмысленно...
   А вот интересно, чтобы вы..., как бы вы поступили на моём месте? Не сидя в зрительном зале, глядя на экран и переживая за комсомольцев, попавших в белую контрразведку. Не книгу читая, сочувствовать гордым комсомольцам, прошедшим пытки и стоящими перед расстрельной командой... А вот так, как я.... Когда тебя показывают и рассказывают, что с тобой будет и что с тобой сделают... Не киношные белогвардейцы, а реальные люди. Пусть они называются немцами, но они вот перед тобой и ты в полной их власти. И тебя ведь действительно равнодушно отдадут солдатам на ночь. И им ведь даже не интересны твои мысли, мечты, твоя жизнь.., будущее... И всё это на расстоянии вытянутой руки.... А на улице в это время вдоль дома, за стенами которого всего в десяти шагах кончается такая коротенькая девичья жизнь, спокойно ходят люди. Мама готовит ужин, а отец что-то там строгает рубанком под навесом, даже не подозревая, что в этот момент кончается жизнь любимой дочери. Ну..., выдержала всё и с гордой улыбкой встала на край расстрельного рва. И что? Солнце не погаснет, тени от туч не побегут быстро по земле, прославляя подвиг девушки, как это красиво показывают в кино по смерти героя. Деревья не будут гнуться под сильным ветром, прославляя свершившийся подвиг. Всё будет по-прежнему: на следующий день как обычно взойдёт жаркое солнце, люди пойдут по своим обычным делам. Зойка будет стонать - "Как жарко и жалко, что нельзя сходить и покупаться на речку, потому что там полно немецких солдат...". Рыжий соседский кот также нагло будет идти по забору, прицеливаясь как бы ему удачно прыгнуть и достать всё-таки до гнезда и сожрать птенцов. И ведь допрыгнет, потому что Алеси уже нет и некому гонять это наглое животное. Не будет даже могилки, потому что её расстреляют ночью, вместе с очередной партией евреев. И родителям никто не скажет. А они ведь будут очень страшно волноваться. Искать... А друзья... Ну пообсуждают тоже пропажу... Да и всё... Всё забудется.
   А я ведь ещё хочу жить, смеяться, ласково щуриться на жаркое солнце и подшучивать над Зойкиными словами. Я хочу жить. И слава богу, что пришёл немецкий офицер и спокойно всё поставил на свои места. А если бы его не было - глупо упёрлась и сыграла в героя, результатом чего в лучшем случаи поломали бы мне жизнь, в худшем просто бы замучили и я бы сломалась, и всё равно всё рассказала, а потом бы убили. Кому нужен уродливый кусок мяса? А так я живу... Немцы скоро закончат войну и всё станет, как при царе. И родителя иной раз неплохо отзывались о той жизни, до революции. Всё постепенно забылось бы. Да и забудется. И будем жить дальше и строить будущую жизнь....
   Так она и объяснила своё отсутствие товарищам, что сумела найти ходы и вот вот устроится в управу, где она будет в курсе всех событий и иметь доступ к необходимым документам. Поэтому и первая встреча с подругами и друзьями прошла нормально. Они с восторгом встретили сообщение о её будущей работе, где она могла доставать чистые бланки документов и поставлять информацию о планах врагов.
   Они были почти все одноклассниками, знали друг друга с малых лет. И прошли все, какие положено ступени становления в школе: октябрята, пионеры, комсомольцы. Поэтому мысль о борьбе с врагом, оккупировавшим родной город, возникла буквально на следующий день оккупации. Первое время они собирались по очереди у кого-нибудь, так чтобы взрослые не могли догадаться о причинах их встреч и о разговорах внутри своей компании. А они очень горячо обсуждали - как им бороться с сильным врагом. Шесть девчонок, девять парней, воспитанных в духе советского патриотизма - они горели желанием бороться, биться и если надо отдать свою жизнь. Парни предлагали активные методы - нападения, уничтожение.... Девчонки, более реалистично смотревшие на парней, на этих ещё не сложившихся во взрослых юношей, и на их возможности, и предлагали менее активные действия хотя бы на первый период. Листовки, подбор в свою тайную организацию новых членов, сбор оружия и сведений о врагах.
   Героизм - героизмом... Романтика героической борьбы.... Конечно, это красиво, но после горячих и долгих споров парни уступили мнению своих подруг, согласившись, что они ещё к активной фазе не готовы.
  
  
  
  Глава десятая
  
   Бургомистр с удовольствием осмотрел самого себя в большом и высоком напольном зеркале. Немного покрутился и остался доволен, как новеньким костюмом, так и своим внешним видом.
   - А..., что!? А я ещё - ничего и даже очень ничего..., - игриво разглядывая своё изображение, он принял несколько заготовленных поз, которыми сегодня хотел ещё раз подчеркнуть перед своими соратниками значимость своего поста и своей личности.
   Сегодня он с женой решил устроить небольшой приём и немного развеяться. Как ни как, прошло определённое время, за которое и можно подвести некие итоги. Он органично вошёл во власть и у него сложились неплохие отношения с немецкой властью и её представителями. Да и за столь короткое время было тоже сделано немало, что также было отмечено новыми хозяевами.
   Конечно..., чего уж там греха таить, не всё нравилось в том новом порядке, какой принесли на белорусскую землю немцы. Особенно, вот в отношении евреев. Согнали их в один городской квартал на окраине города, огородили колючей проволокой и назвали всё это неприятным словом Гетто. Все понимали какая судьба их ждёт в ближайшее будущее, даже как представители власти знали о ночных расстрелах... По человечески их конечно жалко, но все делали вид, что всё идёт нормально... И ничего такого не происходит. И всё и дальше будет в порядке. Хотя они там, в своём гетто, очень бедствовали. Голодали, умирали от отсутствия необходимых лекарств и мед помощи. Много работали под присмотром полиции на грязных и трудных работах. И не такой уж был чёрствым Сергей Константинович. Как он думал: ну увезут их куда-то.... Может быть и расстреляют. И всё. Евреев в их городе больше не будет и не будет ночных расстрелов. И всё пойдёт, покатится как по рельсам. Немцы уйдут вперёд и возьмут Москву и прекратятся также неприятные продовольственные реквизиции в пользу германской армии. Хотя, по сути дела это был самый натуральный грабёж местного населения. Но ничего - вытерпим и это. Уйдут войска. Немцы наложат твёрдый продналог. Не будут же они резать "курицу несущую золотые яйца"!? А там мужики очнутся и займутся сельским хозяйством и всё наладится. Вон ведь, до колхозов и неплохо жили. Да и как при царе работящий мужик в деревне жил - тоже ещё помним.
   Примерно такие мысли тихой чередой текли в голове Тимохина, который уже не вертелся у зеркала, а задумчиво уставился в стеклянную глубину.
   - А чёрт...! О чём я думаю!? Всё ж нормально. Как древние римляне говорили - Жребий брошен! Отступать некуда - сзади Рубикон. Теперь только с немцами и вся оставшиеся жизнь будет связана только с ними.
   А вот интересно, как бы меня сейчас изобразили большевики, узнав о моём новом статусе? Да, наверно знают - предателем называют. И изображают наверно в угодливой позе, карикатурным человечком с крысиным лицом, с сальными длинными волосами, кривыми ножками в нелепой одежде. А я вот он. Нормальный русский человек. Мужчина в теле и в соку. И глаза у меня не бегают от страха, а смотрят твёрдо в будущее.... И жена никакая-то карикатурная стерва и дура дурой... И пусть не писанная красавица, но в теле и на неё приятно посмотреть. Да и не только посмотреть, а есть за что с удовольствием ущипнуть и не только ущипнуть..... Пусть и не совсем умна, но место своё знает и знает, когда можно что-то сказать, а когда и промолчать. Уж не говорю, что любит она меня и знает что я в её жизни ВСЁ. Честно сказать и я её люблю. Что, правда, иной раз не мешает пошалить на стороне. Иэхххх....
   Куда бы завели его развесёлые мысли, одному только богу известно, но послышался звонок в дверь и в прихожую шагнул мрачноватый начальник полиции со своей привлекательной женой. Это был единственный человек из команды бургомистра, кого тот реально стал опасаться, увидев, как тот в короткие сроки энергично сколотил и развернул деятельность полиции. Да и на этом не остановился, а продолжал наращивать темпы. И как показали результаты работы полиции, преступность в городе, уличная преступность снизилась. Снизилась даже в сравнении с Советами. Тимохин наивно считал, и это он про себя признавал ошибкой, что Дьяков, приглашённый им на должность начальника полиции, будет ему обязанным, благодарным и послушным в его руках. Но вот, чёрт, ошибся. Начальник полиции оказался независимого характера и подчинялся только коменданту города. Да.., он на людях выказывал некие знаки почтения и уважения бургомистру. И когда это было необходимо, приходил к тому в кабинет и решал служебные вопросы. И вот тут один на один, он проявлял твёрдость, совершенно не считаясь с высокой должностью бургомистра и не выказывая уважения - "Надо сделать вот так...". "Мне нужно вот это...". Или - "мне всё равно, как вы это сделаете...., но..." и ставил своё условие. Несколько раз Тимохин тактично намекал начальнику полиции, что перед ним всё-таки глава города, а ни кто-то там... Но Дьяков на это кривил губы и почти открытым презрительным взглядом отвечал на потуги бургомистра. И тот понимал - этот человек опасный и ему не стоит труда пересесть из кресла начальника полиции в кабинет бургомистра. Но успокаивало Тимохина Сергея Константиновича понимание того, что Дьякова интересует другая карьерная лестница, где была своя не хилая власть и свои возможности.
   - Пусть пока будет так...., - прикидывал Тимохин про себя, - а там либо сплавим тебя, либо сумеем взнуздать. Каждому овощу своё время.
   А пока, Сергей Константинович, с широко раскрытыми руками, с доброжелательными и гостеприимными словами шёл по обширной прихожей к первым гостям. Поручкался крепким мужским рукопожатием с главным полицейским, с удовольствием поцеловал его жену в упругую щёку, приятно пахнувшую духами, и та сразу же деловым тоном спросила: - Где Людмила?
   - Екатерина Макаровна, а где же её ещё быть? На кухне. Руководит стряпухой и горничной...., - и, ёрничая, с поклоном указал на дверь кухни, куда тут же направилась и жена Дьякова, покровительственно бросив на ходу мужчинам.
   - Не скучайте...
   - Да мы уж скучать не будем. Пошли, Арсений Семёнович, ко мне в кабинет по рюмашке пропустим, пока остальные не подошли.
   Удобно расположившись в креслах большого и светлого домашнего кабинета, Дьяков с непонятной интонацией произнёс, то ли осуждая, то ли одобряя бургомистра: - Смотрю и дом Первого захапал и горничная со стряпухой уже есть... Хоть симпатичные?
   - А ты то, что медлишь в этом плане? - Не отвечая на вопрос, сам перешёл в наступление.
   - Да мне по хер это. - Высказался категорично полицейский, - попросит Катерина, представим контингент и пусть оттуда выбирает. Раз не просит, значит ей это не надо, чтоб лишние люди в доме толкались.
   - Ну, а мне по статусу положено. И дом Первого секретаря и кухарка с горничной. А так скажу тебе по секрету, - бургомистр таинственно оглянулся на плотно закрытую дверь и нагнулся к Дьякову, - горничную я сам выбирал и так всё сделал, чтобы жена думала, что это она её выбрала. Ну и стерва горячая в постели... Ухххх....
   Тимохин довольно, но тихо рассмеялся и приглашающе поднял свою рюмку. Выпили, закусывая, хозяин дома спросил: - А чего сегодня не в духе? Проблемы что ли?
   - А..., - меланхолично махнул рукой Дьяков и, помолчав немного, продолжил, - у всех проблемы - только они разные. У меня одни, у тебя другие, у немцев свои. И подходы в решении их тоже свои. Вот так между нами, - начальник полиции наклонился в сторону бургомистра и, понизив голос, заговорил.
   - Ты ж, Сергей Константинович, слыхал, что у нас завелась банда коммуняк. И неплохо отметились у нас...
   - Слыхал.., слыхал, Арсений Семёнович и тебя пощипали и немцев пощупали. Слава богу, они на себя взяли заготовки своей армии, а то за срыв поставок продовольствия меня бы призвали к ответственности. А так я в стороне...
   Дьяков тактично молчал, давая выговориться Тимохину, да и хотелось послушать откровения всегда сдержанного бургомистра. А тот, раскрепощённый тем, что принимал гостя в своём кабинете, первой рюмкой водки, продолжал горячо и откровенно шептать: - Это я сейчас в стороне. У меня вот тоже намечаются большие проблемы. Слава богу, хоть время есть и можно будет подсуетиться. В городе у меня всё нормально. Сам видишь. Только три недели прошло как немцы пришли к нам, а у нас уже два ресторана приличных открылись, куда охотно ходят и офицеры и солдаты. Кинотеатр..., магазинчики и лавки. Да что там, один заводик по выпуску для германских войск колбасы чего стоит. И народ деловой продолжает валить за патентами на открытие своего дела... В городе обстановка спокойная. Но это уже тебе спасибо. Сумел со своими подчинёнными порядок навести. Но меня вот что беспокоит. Будущее. Уйдут немцы. Чего там греха таить - Россия большая и Германия со своими союзниками просто растворяться на наших просторах. Понятно, что они обоснуются в больших, областных городах. А мы то тут останемся. И навешают нам налоги, которые нужно будет выполнять. А сельское хозяйство у нас разрушено. Сначала большевиками, а сейчас вот этими реквизициями. Ты вот, Арсений Семёнович, ведь часто по деревням ездишь и хоть у тебя и другие там задачи, но всё равно наверно кое-что видишь. А у меня, мой сельскохозяйственный отдел с другими задачами в село едет. Нужно подымать сельское хозяйство. Немцы колхозы на данном этапе разгонять не хотят. А как будет дальше - я не знаю. Пока село живёт своими запасами. Ну и тем, что сумели захапать во время безвластия. Попрятали и живут, приглядываясь - Что и как будет дальше?
   - Вот мой начальник отдела сельского хозяйства Карпов... Умнейший между прочим мужик. Так вот, когда я ещё ему предлагал эту должность, он тогда уже сказал мне: - Кем мы будем подымать сельское хозяйство? Некем...! Всех крепких хозяев повырубала советская власть, а нищету и голь перекатную загнала в колхозы. Они ж не умеют работать... Они могут работать только тогда, когда над ними стоят с дубиной и лупят по башке. Они в одиночку не смогут. Кто им подскажет - Когда сеять? Когда убирать? Какие работы нужно делать между севом и уборкой? Или между уборкой и севом? Некому, а сами не знают. И эти реквизиции в пользу германских войск... Я, конечно, понимаю, что немецкого солдата нужно хорошо кормить, чтобы они хорошо воевали и скорее уничтожили Советы. Но такими методами, даже если бы и были крепкие хозяева - нам не поднять село. Город есть город, а село это село. И именно село кормит город... Карпов мне говорит - "Хорошо, Сергей Константинович, из уважения к тебе и к твоему предложению возглавить отдел - я пойду. Но честно предупреждаю, что как только забуксую вот именно из-за этих причин, я уйду на вольные хлеба. Сам стану хозяином и покажу, как надо заниматься сельским хозяйством. Вот так-то, Арсений Петрович, и это самое слабое звено в нашем управленческом хозяйстве сейчас и в будущем тоже, - бургомистр вдруг спохватился, почувствовав, что чересчур разоткровенничался и поспешил весьма неуклюже перевести разговор на другую стезю.
   - Да что это я всё о своём и о своём... ты уж, Арсений Семёнович, не обращай внимание на мои жалобы. Уверен, что у тебя не меньшие проблемы. Хотя, честно говоря, я мало о них знаю. Погряз в своей работе и даже ни разу не побывал у тебя. Но ничего, исправлюсь. Слыхал, у тебя на днях убили полицейского. Нашёл кто? И за что они его? - С преувеличенным вниманием уставившись в лицо полицейского, просчитывая его реакцию на его монолог.
   Дьяков, секунд двадцать молча и рассеянно смотрел на бургомистра и у того создалось мимолётное впечатление, что тот даже и не слышал о чём тут он толковал. Даже успел порадоваться тому, что тот ушёл в свои мысли и проблемы. Но нет, Арсений Семёнович, встрепенулся и остро посмотрел на собеседника.
   - Откровенность за откровенность, но между нами. Смотри, Сергей Константинович, - Дьяков погрозил пальцем в сторону бургомистра и тот "умоляюще" приложил руки к груди, как бы молча отвергая саму возможность проболтаться, - мне ведь тоже хочется иной раз пооткровенничать. Но ведь не будешь с замами, хоть и толковыми и проверенными. Тебя беспокоят хозяйственные проблемы и я их понимаю. Я тоже не зря по деревням езжу и тоже там общаюсь. И вот что хочу сказать. С хлебом и сельским хозяйством - это поправимое дело. Даже с этими нищебродами с колхозов. Поставим их в жёсткие рамки и заставим работать. Здесь время играет нам на руку. А вот то, что в селе и в городе начинается некое брожение, начинают подымать голову притихшие приверженцы советской власти и им сочувствующие.... Вот это хреново. И тут время как раз играет против нас, если не пресечь их вот прямо сейчас. Несколько удачных операций с их стороны и к ним сразу попёрли те, кто верит в победу Советов. Главное, я сумел узнать, где их лагерь расположен и сразу пришёл с предложением напасть на них и уничтожить. Так мой Зейдель лишь усмехнулся и запретил это делать. Самое интересное, если вместо Зейделя моим начальником был бы Краузе, я с ним быстро бы решил этот вопрос. Но у Зейделя свои какие-то соображения. И что он там за игру задумал - непонятно.
   Ты спрашиваешь про полицейского убитого.... Все думают, что это дело обычных бандитов, которые решили ограбить полицейского. И я эту версию старательно поддерживаю.
   - А что тут может быть другое? - Удивился Тимохин, даже поднял в удивлении высоко плечи. - У нас все так в управе считают.
   - И пусть считают. Так даже для них спокойнее. Пока, - Дьяков назидательно поднял палец и значительно помолчав, усилив тем самым впечатление от своих загадочных слов.
   - А что тогда может быть?
   - Хорошо, я тебе сейчас выложу всё. Да и всё равно пришлось бы к тебе прийти и рассказать, как бургомистру, но ты что-то, Сергей Константинович, совсем плохо играешь роль гостеприимного хозяина. В гости пригласил и не наливаешь, - Дьяков в деланном возмущении развёл руки в сторону, а Тимохин весело встрепенулся и ухватился за пузатенький графинчик с водкой.
   - Эх..., Арсений Семёнович, Арсений Семёнович, совсем меня разговорил - я и забыл совершенно, зачем мы тут собрались. Давай-ка, дерябнем..., - вкусно выпили в уютной полутьме кабинета, закусили и Тимохин намекающе нукнул, - ну..., Арсений Семёнович, давай дальше. Совсем меня раззадорил и заинтриговал.
   - Так вот..., - азартно начал Арсений Семёнович, вдруг захотевший блеснуть своим опытом, - как бы мы или я не относились к советской власти, а учила она хорошо и в милиции я приобрёл довольно весомый опыт. И из увиденного у меня сложились совершенно другие выводы....
   Дальше он продолжить не сумел, так как широко открылась такого уютного, полутёмного кабинета, где хорошо сидеть, попивая водочку и поверяя друг другу свои секреты и тайные мысли.
   - Мужчиныыыы...., - в кабинет возмущённо вплыли хозяйка дома Людмила и жена Дьякова Екатерина, - это как понимать? Гости прибыли, а хозяин запёрся и тут тихонечко квасит и разговоры разговаривают.
   - Не разговаривают, а служебные вопросы решаем, - Тимохин вскочил из своего кресла и шутливо приобнял супругу, - всё идём.., идём. Ещё пару минуточек...
   И не удержавшись, любовно хлопнул по соблазнительному нижнему месту. Поднялась весёлая кутерьма, в которой участвовала и жена Дьякова, которую Арсений Семёнович теснил к выходу, горячо шепча ей на ухо: - Сейчас..., сейчас, дорогая. Последний вопросик осталось решить...
   Закрывая дверь кабинета, хозяйка дома беззлобно погрозила кулачком: - Сергей... Только две минутки. И всё....
   Тимохин огорчённо протянул, поправляя растрёпанные волосы: - Чёрт..., ну понятно - за две минуты мы не уложимся. А знаешь что, Арсений Семёнович, подходи ты завтра ко мне в управу к обеду. Сядем, покушаем, выпьем и ты там мне всё расскажешь.
   - А я и не против, - согласился начальник полиции и собрался идти на выход, но Тимохин ухватил его за рукав и повёл к столику, где быстренько наполнил небольшие рюмки водкой.
   - Погоди, у нас есть ещё две минуты и я тебе один секрет интересный расскажу. Сегодня распоряжение с Минска пришло. - Бургомистр загадочно замолчал, интригуя начальника полиции и тот не выдержал.
   - Ну....
   - Вот тебе и "Ну".... Пришло распоряжение об открытии в нашем городе для доблестной германской армии двух публичных домов. Один для солдат, второй для офицеров. "Бордель Хаус" называется.
   - Вот это - Да! - Удивлённо присвистнул Дьяков и весело продолжил, - и как? Как развёртывать будем?
   - Слава богу, нам не придётся этим заниматься. Только будем всемерно оказывать содействие, представителю с Минска, который и приедет всё это организовывать.
   - Даааа... Интересная задача. Только вот интересно, как он у нас её будет решать. Минск - это Минск. А у нас тут всех женщин лёгкого поведения по пальцам можно пересчитать. Да и не потянут они на публичный дом. Так, по пьянке только что. Выпили и в койку. А тут ведь персонал помоложе надо и достаточным числом. Немцы не привыкли в очередях стоять.
   - А я вот наоборот думаю. Что желающих найдётся достаточно. Паёк хороший определим, зарплату интересную и пойдут. Поверь мне пойдут. Комсомола нет, райкома нет, осуждать и судить некому. Ну..., будут кумушки на лавочке "кости перемывать", а они зато будут нормально кушать и жить по-человечески....
   - Сергей, Арсений, ну вы скоро? - Послышался из-за двери слегка раздражённый голос хозяйки дома.
   Гости действительно собрались и терпеливо ждали бургомистра и начальника полиции, предупреждённые хозяйкой, что те вынуждены решать какие-то срочные проблемы. И когда Тимохин с Дьяковым зашли в комнату их встретили настороженные взгляды, но они тут же помягчели, углядев на лицах вышестоящего начальства спокойствие и даже некую готовность расслабиться.
   - Добрый вечер, господа. Прошу вас извинить, но нам с Арсением Семёновичем пришлось обсудить ряд текущих вопрос. А теперь прошу вас к столу.
  
  
  
  
  

Оценка: 6.60*10  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023