ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Семёнов Константин Юлианович
Грозненские миражи (главы 16 - 19)

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.68*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Он немного ошибся: приближающаяся стая состояла из четырёх чеченцев и трёх русских.


16

  
   Что? Айлант высочайший вздрогнул. Когда это было? Двадцать три годовых кольца назад? Точно! Как же он мог забыть, почему не обратил внимания ещё тогда? Покоился в счастливой идиллии и ничего не видел. Прямо как люди. Даже хуже, гораздо хуже.
  
   После танцев снова уселись за стол. Общий разговор разорвался на отдельные диалоги, ещё более сумбурные из-за музыки. Стука вилки по бокалу никто не услышал.
   -- Атас! -- закричал Павел, и за столом стало относительно тихо. -- Вы сюда жрать пришли? Муха, наливай! Русик, брось ты это мясо -- никуда оно не убежит. Всем налили? Тогда внимание! Разрешите поднять этот бокал за нашего именинника! За дорогого и глубокоуважаемого, я бы даже сказал, глубоко-глубокоуважаемого Вальку Сергеевича!
   За столом засмеялись.
   -- То есть, Кулька Сергеевича. Короче, за тебя, Кулёк! Желаю тебе, как положено, здоровья. У тебя хорошее здоровье? Пусть будет ещё лучше! Ещё желаю...Что же я желаю? А, конечно, мирного неба над головой, -- за столом захихикали. Павел изобразил недоумение. -- Ещё? Что же ещё? А, как же я забыл, идиот! Желаю тебе использовать данный нам Горбачёвым момент, выиграть выборы и стать, наконец, директором. А что -- пора, тебе уже 33.
   -- Возраст Христа, -- сказал Виктор.
   -- Тьфу на тебя! -- шикнул Павел. -- Христос в 33 умер, это не для нас. Тридцать три -- столько было Илье Муромцу, когда он слез с печи и стал героем. А Вальке ещё министром быть! Вот тогда заживём! С Днём Рождения, Кулёк-Муромец!
   Все засмеялись, бросились поздравлять. Некоторое время не было слышно ничего, кроме звона бокалов и криков: "Поздравляем! Кулёк-Муромец! С днём рождения!".
   Строго говоря, день рождения у Валентина был вчера. Но вчера в двухкомнатной квартире на проспекте Победы собрались родственники и знакомые, коллеги и просто нужные люди. Вчера, как говорил сам Кулёк, была официально-деловая часть. А сегодня народу было мало, и только свои. Сегодня можно было расслабиться и не следить за выражением лица. Можно было говорить, что хочешь, смеяться и дурачиться. И они говорили, и смеялись, и дурачились. И не следили.
   -- Кулёк, -- спросил Русик, задумчиво глядя на аппетитный кусок мяса, -- а какая у тебя машина будет -- "Чайка"?
   -- "Волга", -- сказал Валентин. -- Зато чёрная.
   -- Фу! -- скривился Руслан и отправил мясо в рот. -- Фигня!
   -- Русик! -- в притворном ужасе заорал Павел. -- Это же свинина!
   -- Пофол на фиф! -- объявил Руслан с набитым ртом. -- Это фенфуфятина!
   Этой шутке было уже лет двадцать, но все рассмеялись, как в первый раз. Им было весело, им было легко, им было просто. А может, они просто были ещё слишком молоды, и молодость веселила не хуже выдержанного коньяка. Впрочем, от коньяка они тоже не отказывались.
   -- Пошли, покурим, -- предложил Павел.
   -- Давай здесь! -- разрешил Валентин. -- Квартира для нас или мы для квартиры? Жена?..
   Ольга, высокая стройная блондинка, растерянно подняла тонкие брови: второй вариант ей явно нравился больше. Протестовать открыто, однако, она тоже не решалась. Она одна, пожалуй, так и не стала здесь своей, так и не нашла общего языка с остальными. Так и осталась чужой -- не Ольгой, а Валькиной женой.
   -- Конечно, -- неуверенно протянула она.
   -- Ничего не конечно! На балкон пошли! -- резко бросил Виктор и выразительно посмотрел на жену. -- Забыли?
   Света была на шестом месяце, и живот уже был отчётливо виден. Минут на пять о перекуре все забыли.
   -- Ой! -- преувеличенно смутился Валентин. -- Извини, Света! А ты кого хочешь?
   -- У нас будет сын! -- твёрдо заявил Виктор.
   Света улыбнулась и автоматически приложила руку к животу. Павел ухмыльнулся, Русик продолжал есть "кенгурятину".
   -- Сын! -- повторил Виктор. -- А потом ещё один! Правда, Света? И нечего смеяться! Сам лучше бы о втором подумал, лыбится он ещё!
   -- Ты что, Муха? -- удивился Павел. -- Перепил?
   -- Витя, -- потянула мужа за руку Света. -- Выпей сока.
   -- Сын -- это хорошо! -- прожевал, наконец, мясо Руслан. -- У мужчины должно быть много сыновей. У меня уже два.
   -- А дочек? -- спросила Анна.
   -- Дочки -- это брак, -- заявил Руслан. -- У настоящего мужчины не должно быть брака.
   Виктор снова напрягся. Валентин глянул на него и толкнул Руслана ногой.
   -- Впрочем, -- сжалился Русик. -- немного можно. Для калыма.
   -- Калымщик! -- засмеялась Анна. -- А почему ты Мадинку не привёл?
   -- Женщина должна... -- начал Руслан, и все хором подхватили: -- Сидеть дома, воспитывать детей и вести хозяйство!
   Промолчала только Ольга. И Виктор.
   -- А как же мы? -- деланно нахмурилась Аня.
   -- Вам можно, -- разрешил Руслан. -- Как говорил великий и непревзойденный Омар Хайям: "В чужое медресе со своим уставом не лезь".
   -- В чужой монастырь! -- включился Павел.
   -- Ты меня не путай, гяур!1 Про монастырь говорил великий и непревзойдённый Михаил Юрьевич Лермонтов, а Хайям -- он про медресе, -- серьёзно сказал Руслан и улыбнулся: -- Простыла Мадина.
   -- Курить пойдём?
   Чтоб выйти на балкон, пришлось пройти почти через всю квартиру. Огромную квартиру в сталинском доме, которые в Грозном называли "старый фонд". В коридоре можно было поставить тенистый стол, и ещё бы место осталось, прихожую хотелось называть не иначе как "холлом".
   -- Ты у него ванную видел? -- прошипел Виктор Павлу в ухо. -- У него там холодильник стоит! И диванчик!
   -- Завидно?-- Павел отшатнулся, демонстративно прикрыл ухо и вдруг заорал на всю квартиру: -- Эй,Кулёк, тут некоторые интересуется, на фига тебе в ванной диван с холодильником!
   -- Как, зачем? -- засмеялся Валентин. -- Вылезаешь из ванны, достаёшь из холодильника пиво, ложишься на диван и балдеешь.
   Виктор поморщился, покрутил пальцем у виска
   -- Да ладно, Муха, не завидуй, -- примирительно сказал Валентин. -- Скоро и у тебя своя хата будет.
   -- Сговорились? -- пробурчал Виктор. -- Ничего я не завидую. Просто квартира будет ещё через год, а знаете, как впятером в двух комнатах. А скоро и вшестером.
   -- Да... -- протянул Валентин. -- Слушай, а вы что, подождать не могли?
   -- Что? -- Виктор сузил глаза. -- Ты о чём?
   -- С ребёнком, -- Кулеев, похоже, ничего не замечал. -- Пока квартиру не получите.
   Виктор набычился, оглядел всех троих, хотел что-то сказать, но только махнул рукой и пошёл на балкон.
   -- Что это с ним?
   -- У нашего Мухи новая дурь, -- усмехнулся Павел. -- Он теперь считает, что предохраняться нельзя.
   -- Я тоже гондоны не люблю, -- объявил Руслан. -- В них как в скафандре.
   -- Ты не понял, Русик. Он считает, что предохраняться вообще нельзя. Никак! Мол, если детей даёт Бог, то мы не имеем права этому противиться. Безнравственно это.
   -- Что-то в этом есть... -- Русик на секунду задумался и вдруг усмехнулся. -- Слушайте, но ведь сколько тогда у него детей будет! Больше, чем у наших в сёлах. Молодец, Муха! Будет отец-герой!
   -- Э, нет! У него всё продумано. Половой акт без цели зачатия тоже безнравственен.
   -- Как? -- не понял Руслан.
   -- Это значит, что трахаться просто так нельзя. Если ты не хочешь в данный момент заделать ребенка, то облейся водой и иди спать в другую комнату, -- объяснил Валентин и ухмыльнулся: -- Ну и Муха! А когда-то просил меня презервативов ему купить: сам он, видите ли, стеснялся.
   -- В другую? -- вытаращил глаза Руслан. -- Да пошёл он! А когда ему просто так хочется, он что терпит или дроч.... Эй, Муха...
   -- Сдурел! -- схватил его за плечо Павел. -- Оставь его!
   Балкон, в отличие от квартиры, был вполне обычный, и четыре человека заполнили его почти полностью. Внизу шумел проспект Победы, который в народе до сих пор называли Августовской. Когда-то Валька думал, что это две разные улицы, потом -- что Августовской его называют только неграмотные и старики. Что проспект назван так в честь победы в стодневных боях, которая пришлась как раз на август, он узнал только в школе. И то от Пашки.
   Давным-давно ничего не осталось от тихой улочки, разделявшей когда-то собственно город Грозный и станицу Грозненскую. Теперь это была одна из самых оживлённых и красивых улиц с широкой и тенистой аллеей и вечно заполненными тротуарами. Вот и сейчас народу на улице было полно, особенно под балконом. Там бурлил небольшой людской водоворот. Это люди выходили и входили в детский мир, который тоже имел своё неофициальное название -- "Красная Шапочка". В детстве Валька очень любил ходить в этот магазин и обязательно старался дотронуться рукой до встречающих его у входа фигурок медведя и девочки в красной шапочке. Теперь магазин был уже не тот -- казался маленьким и неудобным. Да и купить в нём ничего особенного было невозможно. Но волшебные фигурки всё так же стояли у дверей, и при их виде по-прежнему загорались глаза у детей.
   -- Тапик, помнишь, мне когда-то акробата на проволоке здесь купили? -- спросил Валентин. -- А ты его в этот же день разобрал: хотел узнать, почему он не падает.
   -- А ты орал и обещал пожаловаться родителям! -- Виктор затянулся и выпустил несколько колец дыма.
   -- Фокусник! -- похвалил Руслан, набрал полный рот дыма и попробовал повторить.
   Колец не получилось.
   -- Не так это просто! -- засмеялся Павел. -- А помните, мы на аллейке слушали "Монте Карло", а милиционер требовал уйти подальше.
   -- Патаму, што здеся проживают уважаемые люди, а вы им мешаете. Освободите па-харошему! -- очень похоже произнёс Валька
   Все засмеялись.
   -- А теперь, значит, ты, Кулёк, уважаемый человек? -- задумчиво спросил Виктор.
   -- Точно! -- засмеялся Валя. -- Так что не вздумай у меня под окнами музыку включать.
   -- Какая теперь, на фиг, музыка? Когда это было?
   Валентин посмотрел на него изучающее, ничего не сказал и вытащил пачку сигарет. От "Мальборо" никто не отказался. Несколько минут все молча курили, выпуская вверх тонкие струйки дыма. Виктор выпускал кольца.
   -- Пацаны, -- предложил Валя, -- а давайте выпьем! Сами. Как раньше. Сейчас притащу.
   У женщин общий разговор завязывался с трудом. Сначала обсудили детей; Анин Игорёк собирался в первый класс, и Света, чья Наташка перешла в четвёртый, делилась опытом. Потом Светлана немного пожаловалась, что в двухкомнатной квартире вместе с родителями уже тесновато. Слава богу, скоро Витя получит новую.
   -- Это Валя помог, -- включилась Ольга. -- А то бы вы еще сто лет очереди ждали.
   Все промолчали. Света налила в стакан сока и стала медленно пить.
   -- Валя не мог не помочь другу, -- ничего не замечала Ольга. -- Он сразу как маленький становится, как будто они действительно кровные братья. Аня, а почему твой к Вале на завод не переходит? Валя, между прочим, обижается. Ой, извини -- это же, наверное, из-за того, что ты.... Прости, пожалуйста!
   Сразу забилось сердце. Анна молча сосчитала до пяти, надела на лицо улыбку и подняла глаза на Валькину жену.
   Ольгино милое личико изображало крайнюю степень неловкости, и только на дне зелёных глазах затаились удовлетворение и злость. Холёной рукой она демонстративно теребила висящую на шее цепочку с маленьким кулончиком. Золотой стрелец сверкал рассыпанными по нему бриллиантами, и Ане казалось, что каждый лучик бьёт точно в неё. Как стрелой. Перед глазами сразу встала почти такая же цепочка с маленькими золотыми весами. Весы увеличивались в размере, становились громадными, начинали заслонять всё вокруг. Анна дёрнула головой и разозлилась: "Что за ерунда?" Дурацкий кулончик она не надевала сто лет и даже не помнила, где он валялся. "Вот же гадина!"
   -- Хороший у тебя кулончик, Оля, -- сказала Аня.
   -- Правда? -- елейно улыбнулась Ольга и поцеловала золотого стрельца -- Валя подарил! А твой знак зодиака, кажется, весы?
   -- И что?
   -- Нет-нет, ничего! Тоже красивый знак, тебе бы пошёл! А разве у тебя нет такого?
   -- Нет, -- холодно сказала Аня, по хребту пробежал холодок.
   -- Да? Значит, я ошиблась! Вы не представляете, девочки, какая я стала рассеянная после рождения Юльки.
   -- А где она? -- спросила Света, толкнув Аню под столом ногой -- У родителей?
   -- Да. Там ей лучше: папа от неё без ума, да и воздух там почище. Ну, вы понимаете...
   Они понимали. Ольгин отец работал вторым секретарём горкома и жил в новом обкомовском доме. Там, конечно, было "почище".
   -- Она такая забавная! Аня, знаешь, как она твоего Павлика называет? Дядя Тяпа. Правда, смешно? Света, ты почему ничего не ешь? Икру хоть попробуй -- тебе сейчас полезно. А вот, смотрите, что мне ещё Валя подарил!
   Ольга приподняла волосы, и мочки ушей заискрились сотнями бело-фиолетовых бликов.
   -- Бриллианты. Правда, красивые? А вот ещё! -- она вытянула руку, и такие же блики заиграли на тонком колечке. -- Нравится?
   -- А что ты ему подарила? -- спросила Аня и тут же пожалела, что открыла рот.
   -- Портсигар, -- сказала Ольга и снова засмеялась. -- Ой, опять перепутала! Портсигар золотой -- это папа подарил, а я ручку. Паркер. Настоящую, с золотым пером. Девочки, а хотите посмотреть, какую мне Валя шубку подарил?
   -- Ты показывала, -- сказала Анна.
   -- Да? -- удивилась Ольга. -- Ну, вот видите...Анечка, а у тебя очень симпатичное платьице. Сама шила?
   Анна сосчитала до десяти и посмотрела на невинно улыбающуюся Ольгу. Платье она, действительно, шила, но не сама. Впрочем, какая разница? По сравнению с нарядами Валькиной жены, оно всё равно смотрелось, как воробей рядом с павлином. Это задевало. Задевало уже давно. Она даже пробовала вчера отказаться от дня рождения, просила Павлика сказать, что заболела. Павлик вытаращил глаза, схватил её на руки, закружил по комнате. "Ты что? Из-за Ольги? Да ты в любом мешке будешь лучше её выглядеть! У неё же ноги толстые. И нос, как у Буратино. А у тебя! И ножки, и ручки, и талия, как у пчелы". "Как у осы", -- улыбаясь, поправила Аня. "Не важно! -- заявил Павлик. -- А что у нас ещё есть? Вот здесь! И здесь! А здесь..." " Павлик! -- засмущалась довольная Анна. -- Перестань! Игорь услышит". Что одежда Светы с тех пор, как Виктор перешёл на завод к своему другу, тоже стала заметно богаче, она мужу не сказала.
   -- Сама, -- коротко кивнула Аня.
   -- Ой, какая ты молодец! А я ничего сама не умею. Слушай, Анечка, я давно хотела спросить -- что Павлик хотел сказать этим рисунком?
   Анна перевела взгляд на висящую на стене картину и невольно улыбнулась. Картина называлась "Любовь?", изображала громадный стол с женщинами и толпящимися вокруг мужчинами и выглядела, действительно, вызывающе.
   -- А ты сама что думаешь?
   -- Не знаю, -- Ольга задумалась. -- Понимаешь, в ней чувствуется какая-то издёвка. Он как будто уродов каких-то показывает. Но почему? Над чем он издевается? Ведь всё правильно. Мужчины стремятся к женщинам, и пробиваются те, кто сильнее. А женщины предлагают себя.
   -- Предлагают?
   -- Да, чтоб заметили. А потом выбирают лучших. Всё правильно. Закон природы.
   -- Закон? -- повторила Анна.
   -- Аня, -- вмешалась Света, -- ты не обижайся, но мне тоже кажется, что с этой картиной Павлик перемудрил. В конце концов, не зря говорят: "У вас -- товар, у нас -- купец". Женщине важнее чтоб любили её, чтоб заботились.
   -- А любовь?
   -- Выберешь такого, выйдешь замуж -- тогда, пожалуйста. Если, конечно, и дальше будет за что.
   -- Бред! -- тряхнула головой Аня. -- Любят не за что, а вопреки.
   -- "Вопреки" любят только детей, -- мягко, но уверенно поправила Света и улыбнулась, как будто знала что-то такое, что Анне пока ещё неведомо.
   -- Правильно! -- потвердела Ольга, взяла платок и стала протирать и так ослепительно сверкающий камень на кольце.
   -- Обсуждаете? -- весело спросил незаметно вошедший Валентин, и Ольга тут же ослепительно улыбнулась. -- А как вы думаете, где на картине мог бы быть автор? В толпе?
   Света и Анна отрицательно покачали головами.
   -- А та, кого он ищет? Есть ей место на "столе"?
   Ольга нахмурила тонко выщипанные брови и бросила странный взгляд на Анну. Света опять улыбнулась.
   -- Ладно, -- сказал Валя, -- вы ту ещё посудачьте, а мы на балкончике по паре капель выпьем. Оля, дай "Илли". И бокалы.
   На балконе Пашка под общий смех пытался пускать кольца.
   -- Наконец! -- обрадовался Виктор. -- А то он у тебя всё "Мальборо" испортит.
   -- Всё равно научусь! -- объявил Павел, пригубив янтарный напиток. -- А хороший всё-таки у нас коньяк, не хуже армянского.
   -- Лучше! -- поддержал Виктор. -- Кстати, заметили, сколько в городе армян стало? Вчера на почте был, так там целое столпотворение -- все что-то отправляют или получают. И все -- армяне.
   Валентин выцедил коньяк, цокнул языком.
   -- Наш коньяк лучший в мире! А армян скоро ещё больше станет. Это пока только из Сумгаита беженцы, а скоро ещё и из Нагорного Карабаха прибавится.
   -- Думаешь?
   -- Знаю! Закрытое письмо было. Требовали повысить бдительность, не допускать провокаций и так далее.
   -- А-а! -- язвительно протянул Павел. -- Ты же у нас партийный.
   -- И что?
   -- Ничего! Доиграетесь вы со своими закрытыми письмами.
   -- Считаешь об этом надо по телевизору объявлять?
   -- Не знаю, -- пожал плечами Павел. -- Только и так все в курсе. Врать надо меньше! Одуреть уже можно -- то "добровольное вхождение"2, то "кровавые колонизаторы". А вы всё письма пишите.
   -- Кто это "вы"?
   -- Брэк! -- сказал Руслан. -- Не думаю я, что армяне здесь надолго останутся. Дальше в Россию двинут.
   -- Почему? -- заинтересовался Валентин.
   Руслан промолчал.
   -- Я тоже так думаю, -- Виктор взял бутылку, наполнил бокалы. -- Обязательно дальше поедут! А что им здесь делать -- здесь всё занято.
   -- Кем? -- спросил Руслан.
   Теперь промолчал Виктор. Медленно выпил коньяк, закурил сигарету, выпустил три больших кольца и проткнул их струйкой дыма. Все заворожено следили за кольцами, ждали.
   -- Не нравится мне всё это, Русик, -- наконец сказал Витька.
   -- Что? Договаривай.
   -- А что договаривать? Сначала Алма-Ата, потом Сумгаит, теперь в Карабахе ужас какой-то. А ещё, говорят, в Якутии беспорядки были и в Тыве.
   -- Но у нас же всё спокойно.
   -- Да? -- Витька выпустил ещё два кольца. -- А митинги и демонстрации против БВК?3
   -- Господи! Муха, ты становишься мнителен, как обманутая женщина,-- засмеялся Руслан. -- Просто народ не хочет, чтоб всякая химия им воздух отравляла. Это здесь при чём?
   -- При чём? -- Виктор закашлялся, выпустил вместо кольца безобразное облако и резким движением загасил сигарету. -- При чём? А притом, что в этих демонстрациях были только чеченцы!
   -- И что? Русских в Гудермесе не так много.
   -- Это неважно. Главное, что не вместе! И вообще, знаешь, на что это похоже? На пробу сил!
   В воздухе повисло молчание, и сквозь шум вечерней толпы стало слышно, как на площади Ленина играет музыка. Слов было не разобрать -- что-то патриотическое.
   -- Так! -- решительно сказал Валя. -- У меня сегодня день рождения или как? Кончайте муть гнать, без вас хватает. Тапа, давай наливай ещё! Давайте выпьем, как раньше!
   Павел, Валентин и Виктор взяли налитые до краёв бокалы.
   -- Жизнь за жизнь, -- усмехаясь, сказал Пашка.
   -- Кровь за кровь, -- улыбнулся Валентин.
   -- Пока ходим по земле! -- Виктор не улыбался.
   Бокалы сдвинулись, раздался глухой звук.
   -- Вот-вот, -- сказал Руслан, опрокидывая свой бокал. -- Говорить вы умеете, а меня тогда не позвали.
   -- Ты что, Русик? -- почти закричал Валентин. -- Какая разница? Ты и так наш друг!
   -- Но кровь вы смешали втроём.
   -- Мы же дети были. Дети! Да и что бы изменилось?
   -- Не знаю, -- задумчиво сказал Руслан. -- Может, что и изменилось бы. Тоже ведь "не вместе". Эй, что с тобой?
   Пашка покачнулся и еле успел схватиться за перила. Вечерний проспект, аллейка, лица друзей -- всё исчезло в какой-то серой мгле. Мгла уплотнилась, начала вращаться, скручиваться в спираль. Резко кольнуло под лопаткой. Спираль вращалась всё сильнее и сильнее: казалось, голова сейчас просто лопнет. Наконец, когда мозг уже отказывался воспринимать эту дикую свистопляску, спираль прогнулась воронкой, лопнула, и на дне воронки на короткий миг мелькнула странная, тревожащая картинка.
   Одинокий фонарь еле освещал исчезнувший десять лет назад сквер, отражаясь бликами от чугунной ограды набережной. Прямо на тёмном асфальте, недалеко от скорбно склонившегося айланта, лежали три мальчишеские фигурки. Лежали, не шевелясь, навзничь, вытянув вдоль неподвижных тел худые руки. Что-то с ними было не так, что-то странное, но что, Пашка разглядеть не успел. Ветер качнул айлант и отблеск фонаря упал на ещё одну фигурку. Точно такую же, но лежащую поодаль. Нет, чем-то она отличалась. Чем?! Картинка снова начала вращаться, и Павел из последних сил вновь бросил взгляд на три фигурки. А что это у них? Что...
   -- Тапа! Пашка! -- пробился через туман резкий возглас. -- Что с тобой?
   Картинка ещё немного крутнулась по инерции, потом затянулась серым и растаяла. Перед глазами опять темнело вечернее грозненское небо, шумели клёны аллейки, и пыхтел потерявший "рога" троллейбус. И тревожно смотрели на него три пары почти одинаковых в темноте глаз.
   -- Нормально, -- сказал Павел, никакой картинки он уже не помнил. -- Крепкий у нас коньяк! Ане не говорите...
  
   Айлант резко, словно с досады, дёрнул ветвями и снова ушёл в прошлое. Ячейки памяти замелькали быстрее и быстрее, сливаясь в стремительно разматывающийся клубок.
   Ещё немного.
   ___________________________________________________
   1 -- Неверный
   2 -- в 1982 году в ЧИАССР отмечалось "200-летие добровольного вхождение Чечено-Ингушетии в состав России". Не смотря на полную абсурдность подобной концепции, торжества в республики проходили достаточно широко.
   3 -- речь идёт о митингах и демонстрациях против строительства в Гудермесе биохимического завода. Проходили в Грозном весной-летом 1988 года. Итогом явилось создание Народного Фронта Чечено-Ингушетии.
  

17

  
   Следующую ячейку он чуть было не пропустил, лишь в последний момент остановив свой стремительный бег по прошлому. И не пожалел.
   Двадцать два годовых кольца назад. 1989-й год по счёту людей. Давно.
  
   К лету квартира изменилась до неузнаваемости.
   Ещё недавно это была просто трехкомнатная клетка в новостройке на улице Лермонтова. Обычная клетка с неровными стенами, заклеенными аляпистыми обоями, с проваливающимся под ногами линолеумом и небрежно побеленным потолком. Сейчас в это трудно было поверить: квартира поражала аккуратностью, функциональностью и даже, пожалуй, некоторым шиком. Представить, что хозяин сотворил такое волшебство за какие-то два месяца, было ещё труднее.
   -- Ну ты даёшь, Муха! -- очередной раз удивился Павел, осматривая сверкающую голубым кафелем ванную. -- Фантастика!
   Виктор старательно делал вид, что ничего особенного он не сделал и хвалить его не за что. Получалось не очень: самодовольная улыбка вылезала на лицо при каждой похвале. Вылезла и сейчас.
   -- Нет, правда, здорово! -- повторил Павел, увидел довольное лицо друга и добавил: -- А всё-таки диван тебе в ванную не впихнуть!
   -- Да пошёл ты! -- ничуть не обиделся Виктор. -- Я за Кульком не гонюсь, мне и здесь хорошо. Руки помыл? Тогда пошли к столу.
   За столом царила та немного бестолковая атмосфера, когда формальная часть уже позади, и теперь всё идёт не как положено, а как выйдет. Сказаны заготовленные тосты, вручены подарки, повторены по несколько раз поздравления. Языки ещё не заплетаются, но лица разрумянились, глаза горят, и главные барьеры сняты. Разговоры становятся и бестолковей, и откровенней.
   -- А почему не налито? -- дурашливо закричал Павел. -- Новоселье продолжается -- мы ещё за Мухину ванную не пили!
   -- Пили, -- возразил Руслан.
   -- Тогда за туалет. Видали, какой у них сортир? Чёрный кафель и белый унитаз! Сказка! Мечта всей жизни!
   -- Вот бы и себе сделал такой! -- расплылся в улыбке польщённый Виктор. -- А то понаклеил на дверь винных этикеток и доволен.
   -- Зато интересно! Сидишь, смотришь, вспоминаешь и расслабляешься. Налили? Витя, Света, давайте выпьем за вашу замечательную квартиру и особенно за туалет! Пусть он всегда служит вам верой и правдой по своему прямому.... Ой!
   -- Правильно, Аня! -- пробурчал с набитым ртом Руслан. Света засмеялась. -- Ещё добавь!
   Павел легко перехватил Анину руку в миллиметре от своего лба, поцеловал и демонстративно нахмурил брови.
   -- Что? Бить любимого, понимаешь, мужа -- ты к чему женщину склоняешь? Руслан Салманович, я вызываю вас на дуэль! Слышишь? Нет, вы поглядите -- он опять свинину лопает!
   -- Это кенгуряти... -- привычно начал Руслан.
   -- Павел! -- звонким голосом перебила его Ольга. -- Давно хочу спросить -- зачем ты всё время про свинину говоришь? Разве непонятно, что Руслану это обидно!
   За столом повисла неловкая пауза. Все ещё по инерции улыбались, и только непривычно серьёзный сегодня Валентин смотрел на жену с пристальным интересом. Как в зоопарке.
   -- Оленька, -- осторожно сказал Руслан, -- ты ошибаешься. Какие могут быть обиды? Все прекрасно знают, что это не свинина и тем более не кенгурятина. Это просто дружеская шутка.
   Ольга обвела всех взглядом безукоризненно зелёных глаз, о чём-то подумала и упрямо покачала головой.
   -- Всё равно! Нельзя, чтоб шутки затрагивали национальные особенности!
   Валентин криво усмехнулся, Руслан вздохнул и выпил полный бокал воды. "Вот дура!" -- шепнул Павел на ухо жене. Анна дёрнула его за ухо и шепнула в ответ: "Зато платье какое! И серьги!" " Платье! Не вижу! Вижу складки на животе", -- возмутился Павел. Анна фыркнула. Пашка восторженно закатил глаза и опустил ей руку на бедро: " Зато у тебя...". Аня тихо засмеялась.
   -- Это вы надо мной? -- спросила Ольга звенящим голосом. -- Давайте тогда уж вслух!
   Павел незаметно опустил руку ещё ниже, поднял голову и демонстративно вздохнул.
   -- Вслух, так вслух. Соседка у меня есть, баба Вера. Очень она любит порассуждать о национальных особенностях, никого не забудет. Сядет, бывало, на лавке и начинает. "Армяне, -- говорит баба Вера, -- самая вредная нация. Куда армян пролезет, там еврею делать нечего. Евреи самые жадные, они на родственницах женятся, чтоб золото сохранить. А горские евреи ещё и грязнули. Грузины только горло драть могут и вино пить. Кумыки ещё хуже, они баранов больше людей любят, ногайцы точно такие же. Азербайджанцам верить нельзя, обманут. Вредный народ. Немцы раньше у нас были, те ничего -- работать любили. Но скупые -- спасу нет! Поляки ещё были -- вздорный народец. Чечены работать вообще не любят, им бы только воровать. Ингуши -- те же чечены, только хитрее. От русских вообще один вред -- лишь бы водку пить и везде свои порядки устраивать. Цыгане -- те, как тараканы..." Так она часами могла.
   За столом давно смеялись, и только зелёные глаза смотрела на Павла серьёзно и немного...брезгливо, что ли.
   -- Ужас! -- ахнула Ольга. -- Что можно с таким народом нормального построить? А мне папа всегда говорил, что все нации равны, и, если бы простой народ это понимал, можно было бы избежать многих неприятностей.
   -- Папа? -- переспросил Валентин, нащупал бокал с коньяком и залпом выпил. -- Да, папа у тебя большого ума человек, не то что "простой народ". Знаете, что он ещё говорит? Говорит, что после того, как первым секретарём стал Завгаев, пора нам всем делать отсюда ноги.
   -- Кому? -- спросила Светлана.
   -- Почему? -- спросил Руслан.
   Ольга тоже хотела что-то сказать, но посмотрела на мужа и промолчала, только надулась.
   -- Русским, Светочка, русским. Ну и прочим -- "самым вредным". Как "почему", Русик? Да потому, что первый секретарь у нас теперь чеченец, и Олин папа считает, что неизбежно произойдёт смена номенклатуры по национальному признаку.
   -- Ты в это веришь? -- прищурил глаза Руслан.
   -- А ты?
   -- Да ладно вам, мальчики! -- сказала Светлана. -- Давайте лучше ещё за нового директора выпьем.
   Её никто не поддержал. Валентин и Руслан по-прежнему смотрели друг другу в глаза, Виктор выжидающе следил за ними, Ольга смотрела, вроде бы, в сторону, но прислушивалась к каждому слову. И только двое не следили за дуэлью: Павлик одной рукой гладил под столом Ане ногу, другой -- взъерошивал ей волосы. Анна шутливо отбивалась.
   -- А ты? -- повторил новый директор, и собеседник не выдержал.
   -- Ну притащит кое-кого. Подумаешь! А всех.... Всех Москва не даст поменять. И нечего меня гипнотизировать!
   -- Какая Москва, Русик! -- вмешался Виктор. -- Москве сейчас до этого! Чёрт! Только ремонт сделали!
   -- Паникёры вы! -- повысил голос Руслан. -- Когда ваши везде были, нормально казалось, а как только чеченец, так сразу.... Да не будет ничего!
   -- А требования снять Безуглова?1
   -- Так не потому ж, что он русский?
   -- Неужели?
   -- И осудили протестовавших.
   -- Пока нет, и уверен, что не осудят. Митинги у суда видел?
   -- Ну и что? Всё равно это ерунда, пена! Нет, ну не можете вы поверить, что кто-нибудь, кроме вас, может что-то путное делать. Обязательно вам руководить надо!
   -- "Мы"? -- тихо-тихо спросил Валентин.
   -- Вы! -- почти закричал Руслан. -- Русские!
   Павел отнял руку от Аниной причёски, цепко оглядел застолье. Вытащил из-под стола вторую руку, положил на стол и начал ритмично постукивать -- всё сильнее и сильнее. Недовольно зазвенели бокалы.
   --Там-там! Не получается, блин! Забыл! А, вот как надо! Там-там, там-там-там! -- Павлик нащупал ритм, удостоверился, что все смотрят только на него и, раскачиваясь из стороны в сторону, дурным голосом запел: -- Там-там! Чечен-балда, по колено борода! Вы что? Обалдели? Там-там! Чушки-пичушки! Русский -- жопоузкий! Там-там! Кулёк, Русик! Вы что? Там-там! В жопе, блин, колотушки!
   Валентин широким жестом сдвинул перед собой посуду, примериваясь, поднял над столом руки, ударил. Практически в тот же момент забарабанил по столу Руслан. Чуть замешкавшись, спохватился Виктор, и через несколько секунд из новенькой, только что отремонтированной квартиры через открытую форточку помчались в вечернюю тишину странные звуки.
   Гигантским барабаном гремел праздничный стол, вздрагивали литаврами тарелки, блюдца и недопитые бокалы, и отрывисто, не всегда попадая в такт, но с самозабвением зарубежных рок-звёзд распевали неполиткорректную детскую белиберду четыре мужских голоса:
  
   Чечен-балда, по колено борода!
   Чечен-балда, по колено борода!
   Там-там! Дамы, закройте уши, там-там-там!
   Чушки-пичушки, в жопе колотушки!
   А теперь соло -- Руслан Галаев! Там-там!
   Русский, русский, русский-- жопоузкий!
   Браво! Все вместе!
   Чечен-балда, по колено борода!
   Русский, русский, русский-- жопоузкий!
   Там-там! Там-там-там!
  
   -- Браво! -- захлопала в ладоши Аня. -- Бис!
   И под оглушающий стук на улицу полетели уже пять голосов: четыре мужских и один высокий -- женский.
  
   Чушки-пичушки! В жопе колотушки!
   Чушки- пичушки, чушки-пичушки!
   Чушки-пичушки! Ура-а-а!!
  
   Айлант отметил и эту ячейку и мелко затряс листьями. Было очень похоже, что он смеётся. Хихикает, словно старый дед, вспоминающий молодость. Конечно, такого просто не могло быть. Деревья не умеют смеяться, и так мог подумать только ребёнок. Глупый и наивный ребёнок, с замиранием сердца вглядывающийся в звёздное небо и уверенный, что весь мир всегда будет принадлежать только ему.
   ______________________________________________________
   1 -- Безуглов Д.К. главный редактор газеты "Грозненский рабочий". В 1989 году Народный Фронт Чечено-Ингушетии провёл ряд несанкционированных митингов и демонстраций с требованием его отставки. Судом организаторы митингов были оправданы.
  
  

18

  
   Ещё одно годовое кольцо, ещё один человеческий год. Как же медленно они тогда ещё тянулись, как много успевало произойти. Кольцо с виду ничем не отличается от предыдущих, но это только на первый взгляд.
  
   Холодный ветерок с Сунжи забрался под пиджак, Валентин поёжился и щелчком выкинул сигарету. Окурок трассирующим огоньком взвился вверх, перекрутился, помчался вниз и шлёпнулся на асфальт. На улице было абсолютно пусто.
   Через чуть приоткрытую дверь на балкон неслись музыка и топот. "Веселятся", -- подумал Валентин, с удивлением понял, что его это раздражает, разозлился ещё больше и достал ещё одну сигарету.
   По новому Ленинскому мосту, непрерывно сигналя, промчалась машина. Из открытого окна высунулась рука, воздух разорвало сухим треском, и в воздух взлетела ракета. "Веселятся", -- опять подумал Валентин, провожая машину взглядом. Раздражение усилилось.
   А что его, собственно, не устраивает? Новый год всё-таки! Одна тысяча девятьсот девяносто первый. Чего людям не радоваться? Последний десяток века пошёл. Новый год!
   И вообще -- всё как всегда. Сверкают праздничные гирлянды на мосту, и как обычно, часть лампочек уже перегорела. Ещё ярче сияет громадное здание за Сунжей, которое уже и непонятно, как называть: не то Реском, не то Верховный Совет. Народу на улицах, правда, почти нет: так это и понятно -- всё-таки уже почти четыре часа. Зато как стреляли в двенадцать: можно было подумать, что в городе одновременно и салют, и небольшой бой. Или наоборот. Настрелялись, истратили боезапасы и разошлись по домам. Да и погода, честно говоря, мерзопакостная.
   Валентин посмотрел вверх: над городом висели плотные низкие облака. Они висели уже несколько дней, несколько раз просачивались дождём, но снега не было. Ещё чего захотели -- снег в Грозном на Новый год! Обойдётесь.
   Ладно, пора назад, а то ещё искать пойдут. Валентин новым щелчком пульнул с балкона сигарету -- ещё один одинокий трассер -- и автоматически глянул на набережную. Айлант, казалось, тоже поник, и выглядел потерянным и одиноким.
   -- Что, друг, и тебе тревожно? -- тихо спросил Валентин, повернулся и открыл балконную дверь.
   Первых, робко планирующих с неба снежинок, он не заметил.
   В квартире гремел магнитофон, темноту прорезали дёрганные блики цветомузыки. Комната на мгновения становилась то ярко-красной, то мертвенно-жёлтой, то густо-фиолетовой, словно на дне океанской впадины. В этой фантастической мешанине цветов разглядеть, кто где, с непривычки было непросто. Валентин на секунду прикрыл глаза, привыкая, а когда открыл их снова, удовлетворённо улыбнулся: всё было именно так, как он и предполагал.
   Посередине комнаты, преувеличенно вихляясь, выплясывал Виктор. Руки и ноги дёргались, как у потерявшего управление заводного болванчика, и казалось, что сейчас у него обязательно что-нибудь сломается. Не ломалось. Виктор выглядел необычайно серьёзным, словно не танцевал, а работал. Рядом, размахивая руками, точно мельница, радостно прыгала Света. После вторых родов Светлана заметно располнела и теперь мало напоминала ту хрупкую девушку, которую давным-давно неизвестно откуда привёл Витька, и явно гордясь собой, представил: "Знакомьтесь -- это Света!" Да, трудно теперь разглядеть в ней отчаянно смущающуюся, не знающую, куда девать тонкие руки, девчонку. Теперь она всегда спокойна и уверенна. А как же -- двое детей, отличная квартира, прекрасная работа у мужа. Витька, кстати, тоже здорово изменился: заматерел, даже немного обрюзг, стал увереннее, приобрёл ранние залысины и небольшой, но солидный животик. Как-то не очень теперь поворачивается язык называть его Мухой.
   А где остальные? Валентин, щурясь от дрыгающихся светотеней, медленно оглядел комнату. Ясно, можно было бы и догадаться. Аня и Павел сидели на диване в дальнем углу и самозабвенно целовались. Вспышки света на мгновения выхватывали из темноты то растрёпанные, совсем уже немодные, длинные волосы Павла, то закрытые Анины глаза, спрятанные под громадными, трепетно вздрагивающими ресницами, то её улыбку, похожую на...
   Давно следовало бы отвернуться или хотя бы отвести взгляд, но Валентин смотрел и смотрел и на эти ресницы, и на руки, лежащие не на его плечах, и на счастливую улыбку. Смотрел до тех пор, пока не потемнело в глазах, комната стала причудливо изгибаться, а на лбу выступили капельки пота, словно в квартире стало градусов на двадцать жарче. Он вспомнил. Вспомнил, когда и где впервые увидел эту улыбку. Нет, не в комнате над Аракеловским магазином: там такого не было. Он увидел её гораздо раньше -- так она улыбалась с наброска, нарисованного Пашкой на асфальте уже несуществующего сквера. Нарисованного легко и просто, несколькими движениями обычной веточки. Он словно зажёг тогда эту улыбку. Зажёг, как фокусник, и что бы с тех пор не происходило, в глубине души Валентин всегда был уверен: эта улыбка теперь будет всегда принадлежать только одному человеку. И зовут этого человека совсем не Валька Кулеев.
   Валентин отвернулся, подошёл к столу. Почти на ощупь налил полный бокал конька и выпил, не отрываясь. Стало полегче: комната снова начала приобретать нормальные очертания. Он несколько раз глубоко вздохнул, хотел отойти в другую сторону, но вместо этого снова посмотрел в дальний угол. Там ничего не менялось: те же переплетённые руки, те же разноцветные блики на ресницах, та же улыбка. Вот же заразы -- им что, больше заняться нечем? Тоже ведь не первый год женаты, сын уже в школу ходит. Вот уж кто совершенно не изменился, так эти двое. Причём, ни внутренне, ни внешне. Тапик вряд ли набрал хоть пару килограммов, не то что животик, а Аня.... На Аню, вообще, иногда бывает страшно смотреть: кажется, что время остановилось, и перед тобой всё та же шестнадцатилетняя девчонка с глазами, похожими на синие провалы. Но потом подойдёшь к зеркалу, всмотришься -- и становится ясно, что если время и остановилось, то только для тех двоих. Чёрт!
   Кулеев взял бутылку, налил ещё коньку.
   -- Не поможет! -- прошипел кто-то в прямо в ухо.
   Валентин резко повернулся и буквально наткнулся на взгляд зелёных даже в этой цветопляске глаз.
   -- Не поможет, милый! -- повторила Ольга.
   Она была заметно пьяна, лицо раскраснелось, вокруг глаз бегали мелкие колючие морщинки. "Как иголки", -- подумал Валентин.
   -- И вообще, нехорошо одному! Давай вместе выпьем! Вот только за что? -- Ольга подняла бокал и задумалась. -- За что?.. А! Давай, милый, выпьем за любовь! За твою сверхблагородную, не требующую ничего взамен любовь!
   Ольга резко, чуть не упав, повернулась и ткнула бокалом в направлении дивана. Темная жидкость в бокале вздрогнула и капнула на ковёр.
   -- Я не ошиблась? Тебе же ничего взамен не надо? Только смотреть вот так, исподтишка и... -- Ольга улыбнулась, колючки вокруг глаз ощетинились сильней, -- и кончать!
   Валентин схватил её за руку, сжал.
   -- А ты ударь! -- шепотом закричала Ольга и засмеялась. -- Ударь, милый! Хоть так заметь! А то только кольца, да шубы, да бриллианты. Откупился? А в постели, если и соизволишь, вместо меня, небось, тоже её видишь? Её, Валя? Конечно, её, иначе у тебя и не встанет!
   Валя разжал ей пальцы, вытащил бокал и поставил на стол.
   -- Отдай! -- Ольга неожиданно быстрым движением схватила бокал, выпила остатки и победно взглянула на мужа. -- А я зачем тебе, милый -- для статуса? Ты ведь даже на её картину с большим удовольствием смотришь, чем на меня.
   Ольга посмотрела на пустой бокал и пьяно хихикнула.
   -- Или ты и от картины кончаешь? Валя, а может, тебе к врачу надо? Может, это болезнь такая: не бывает же, чтоб у здорового мужика от картины член вставал, а от жены нет? Чем я хуже картины? Чем?!
   Ольга внезапно сгорбилась, плечи мелко затряслись. Валентин постоял, ожидая очередного подвоха, затем взял её за руку, отвёл к дивану. Ольга не сопротивлялась, смотрела куда-то в сторону и, только уже сидя на диване, подняла на него по-прежнему зелёные и совершенно сухие глаза.
   -- Валя, налей мне ещё. Последнюю, клянусь!
   Резким, почти мужским движением опрокинула рюмку и откинулась на подушку.
   -- Ты иди, Валя. Я больше не буду, -- прошептала она заплетающимся языком. -- И картину ещё в квартире пове...сили. Не стыдно? Ребёнок же видит. "Летящая ср...среди звёзд!" Чем я хуже?
   Ольга закрыла глаза и задышала спокойно и ровно, иголки вокруг глаз исчезли. Валентин нашёл недопитую бутылку, вылил остатки в бокал, сел в кресло и оглядел зал. Цветомузыку выключили, и комната озарялась только сполохами работающего телевизора. На экране падал неестественно крупный снег, взлетали фейерверки и, кто-то, присосавшись к микрофону, беззвучно открывал рот. Магнитофон тоже приглушили, музыка теперь звучала, скорее, убаюкивающее. Витька и Света уже не танцевали -- полулежали на диване и, похоже, спали. Около балкона в кресле дремал Руслан. Что делали Аня и Тапик, в темноте было не видно, но, вроде, тоже успокоились. Валентин отхлебнул из бокала и устало прикрыл глаза.
   Отвеселились. Конец новогодней ночи. А что, вполне нормально отпраздновали. И совсем не зря собрались не у него или Мухи, а у Тапика. В старом доме на улице Терешковой. В доме, где прошли детство и юность, в доме, знакомом до мелочей. И пусть теперь нет рядом поликлиники со светящейся на крыше рекламой. Пусть новый мост съел старый уютный скверик с нежным именем "Музыкальный". Пусть на торце дома теперь висит громадный дурацкий плакат, приглашающий летать только самолётами Аэрофлота. Пусть! Всё равно это их дом, их родной дом, и также виднеется из окна музыкальное училище, и так же возвышается над всеми деревьями ставший таким же родным айлант высочайший, а попросту -- вонючка.
   Нет, не зря они решили встретить этот год здесь. И нормально встретили, чёрт побери! Тапик с Аней расстарались, и праздник получился весёлым и интересным. Были и игры, и розыгрыши, и сюрпризы. Особенно здорово получилось, когда все бросились проверять подаренные Мухой лотерейные билеты, и Руслан обнаружил, что выиграл "Жигули". Что номер искусно подделан Тапиком, обнаружилось нескоро, и что за это время успел прочувствовать Руслан, можно было только догадываться. Да, хорошо повеселились.
   Если не считать Ольгиной истерики, то за всю ночь было только два неприятных момента. Сначала Муха вовлёк всех в политический спор, сцепился с Русиком, и спор чуть не закончился скандалом.
   -- Что ты кипятишься? -- ещё довольно спокойно возражал Руслан. -- Подумаешь, -- Декларация о суверенитете!1 Сейчас все такие принимают. Почему одним можно союзной республикой быть, а другим нельзя? Поднимут нам статус -- и всё успокоится.
   -- Неужели? -- саркастически усмехался Муха. -- А кто её принял, эту Декларацию?
   -- Верховный Совет.
   -- Врёшь, Русик, врёшь! Вот зачем ты врёшь? Сначала Декларацию принял съезд Чеченского народа. А уже потом Верховный совет.
   -- Ну и что?
   -- А то! Что это за орган такой -- съезд Чеченского народа?2
   -- Нормальный орган! -- начал кипятился Руслан. -- Самый что ни на есть демократический. Высказывает волю народа, а не партийных бюрократов.
   -- По просьбам трудящихся... -- попытался подделать сталинский акцент Муха, -- мы, понимаешь, решили.
   -- На что ты намекаешь?
   -- На то! Что "воля народа" всегда искусно формируется вожаками, а народ потом думает, что это он сам такой умный и самостоятельный. Баран тоже думал!
   -- По себе не суди! Может, у вас как раз так -- привыкли всегда на царя-батюшку полагаться. А мы -- нет! У нас даже аристократии никогда не было.
   -- Знаем, знаем -- у вас всё всегда решалось демократично. Кого ограбить, кого пришить...
   -- Муха! -- первый раз в спор влез Павел.
   -- А что Муха? Демократично... Хороша демократия -- съезд, вроде бы, народа, а на съезде только лидеры тейпов. А давай и мы самый демократичный орган создадим -- съезд Русского народа.
   -- Создавайте, -- разрешил Руслан. -- Если получится.
   -- А, ну да! -- взвился Муха. -- Мы же только водку хлестать можем! Русик, а остальные решения вашего самого демократического органа Верховный совет скоро будет утверждать?
   -- Какие?
   -- Что высшие должности в республике должны занимать только представители коренного населения? Это же апартеид.
   -- А когда только ваши занимали, это не апартеид был? Потому что на словах всё было не так? И вообще -- не надо преувеличивать! Всё ещё перетрется, вот посмотришь!
   -- Не знаю, -- насупился Муха. -- Иногда кажется, что перетрётся, а иногда -- что будет только хуже. Русик, скажи честно: ты веришь, что ещё когда-нибудь будет, как раньше? Когда можно было ночью пройти весь центр, и тебя никто бы не тронул? Когда мы до полуночи прогуливались по Броду, и никто не обращал внимания, какая у кого национальность.
   -- Вы так до утра будете? -- громко осведомился Павел. -- Так я против! Не знаю, перетрётся эта вся бодяга или нет, Русик, но лично я не хотел бы видеть тебя среди тех, кто поддерживает идеи назначения по пятой графе. Подожди! А национальностей, Муха, не бывает только у кошек, и когда мы шлялись по Броду, и даже раньше, нас всегда интересовало, кто русский, кто чечен, а кто армян. Да и ночью в городе не всегда было безопасно, и даже днём. Тебе ли не знать!
   Виктор, хотевший что-то возразить, покраснел и насупился.
   -- И вообще, дамы и господа, -- сказал Павел, поднимая бокал, -- я предлагаю тост! Помните, когда мы были маленькими, весной в городе летали тучи майских жуков? Мы их ещё в спичечные коробочки сажали. Ещё были жуки-рогачи и жуки-олени. Помнишь, Русик, какого громадного ты когда-то поймал?
   -- А Кулёк обманом выменял его у меня на какую-то фигню, -- отозвался Руслан.
   -- И вовсе не фигню... -- начал Валентин.
   -- Стоп! -- звякнул бокалом Павел. -- Не мешайте! А как пели цикады, помните?
   Сколько было кузнечиков в траве?
   Все притихли, глаза у всех стали мечтательными, даже у Ольги.
   -- Где это всё теперь? -- жёстко спросил Павел. -- Последнего майского жука я видел лет пять назад, да и он был каким-то заморышем. О жуках-оленях, вообще, молчу! А когда последний раз пели цикады? Зато стало полно комаров! Их не было ещё лет десять назад, а сейчас летом на улицу без противогаза не сунуться! Как наши дети будут на свидания ходить? А кто-нибудь из вас замечал, что на небе стало меньше звёзд? Меньше-меньше, не спорьте!
   -- Ага! -- усмехнулась Ольга. -- Раньше и деревья были выше, и мороженое вкуснее. А уж экология!..
   -- Да он же не об этом, Оля, не об экологии!-- перебил её Виктор. -- Как ты не понимаешь?
   Резко повернулся -- недовольно скрипнул стул -- и зажатым в руке бокалом ткнул в сторону стены.
   -- Вот!
   Шесть человек одновременно оторвали взгляд от Павла, проследили за дрожащим бокалом, и глаза у всех начали расширяться. Серые и карие, синие и чёрные, мужские и женские, славянские и кавказские -- все.
   Картина в скромной рамке поймала их всех. Поймала, как ловила всегда. И как всегда, словно по мановению волшебной палочки, тут же исчезло всё: праздничный стол, украшенная гирляндами комната, новогодняя ёлка. В стене распахнулось окно, взметнулся занавес, и в полутёмную комнату ворвались солнце и ветер. Солнце всё так же освещало то ли безмятежный, то ли притихший в ожидании беды город. Ветер тоже пах, как и много лет назад -- пылью, нефтью и зеленью. И точно так же звал за собой куда-то далеко-далеко, в почти недостижимую даль, где смутно маячило счастье.
   Всё на картине было, вроде бы, точно так же, как и много лет назад, но только на первый взгляд. Через мгновение становилось ясно, что солнце светит далеко не так ласково, город не просто притих, а буквально пропитан ожиданием чего-то страшного, а ветерок уже не просто зовёт, а требует, почти толкает. "Вперёд! Быстрей! Ещё можно успеть!"
   -- Вот он о чём! -- свистящим шёпотом сказал Виктор. -- Правда, Тапа?
   Шесть пар глаз оторвались от "Надежды" и вновь повернулись к Павлу.
   -- Об этом? -- немного смущённо переспросил Павел. -- Не знаю. Наверное...
   Шесть человек не сводили с него взгляда -- ждали, и когда это ожидание стало почти невыносимым, готовым вот-вот лопнуть, Павлик встал и неожиданно тихим голосом сказал:
   -- Наверное, об этом. Но я, знаете, что хотел сказать? Все мы видим, что становится хуже и хуже. Иногда мне кажется, что это было запрограммировано, что когда-то все мы сделали что-то не то, и теперь выхода нет. А иногда -- что когда-нибудь, возможно, ещё появится шанс...
   -- Да! -- сказала Аня, с гордостью глядя на мужа.
   -- Какой шанс, Тапа? -- спросил Валентин.
   -- Исправить.
   -- Исправить? -- удивился Виктор. -- Мы?
   -- Да что мы можем? -- покачал головой Руслан.
   -- Может, и ничего. Но если такой шанс появится... -- Павлик запнулся, помотал головой и молча пригубил бокал.
   -- Эй! -- окрикнуло его сразу несколько голосов -- А тост?
   -- Тост? -- Павел посмотрел на них, словно вспоминая, и вдруг засмеялся. -- С Новым Годом!
   И резко, словно воду, выпил коньяк до дна.
   Второй неприятный разговор случился попозже, когда они втроём курили на балконе.
   -- Тапик, -- спросил Валентин, -- ты когда ко мне на завод перейдёшь?
   -- Смотрите, какая ракета! -- вытянул руку в сторону трамвайного моста Павлик. -- Что?.. Я думаю.
   И столько небрежности было в его ответе, что Валя разозлился.
   -- Ты уже два года думаешь! Мне нужен чёткий ответ -- или да, или нет!
   -- Чёткий? -- передразнил Павел. -- Тогда, скорее, нет, чем да.
   -- Кончай прикалываться!-- взорвался Валентин. -- Тебе не надоело, что я тебя, как девку упрашиваю? А ты, как баран!
   Павел глубоко затянулся, выкинул окурок и повернулся к другу. Он ещё улыбался, но глаза стали холодными, как январское небо.
   -- А ты не уговаривай, Кулёк! Не перейду.
   -- Почему?
   -- Потому, что как раз не баран.
   -- Он у нас независимый! -- вмешался Виктор. -- Нянчится со своей независимостью, как с писаной торбой, всё девственность потерять боится.
   -- Во всяком случае, не торгую... как некоторые.
   Виктор обиженно засопел, хотел было что-то сказать, но только махнул рукой, сплюнул с балкона и ушёл в комнату.
   -- Зачем ты так?
   -- Ничего, переживёт! Как будто мы не знаем, какой он "незаменимый" специалист и кому всем обязан.
   -- Он не виноват.
   -- Так пусть и не выпендривается!
   -- Пашка, -- вздохнул Валентин, -- ты мне можешь по-человечески объяснить, почему ты не хочешь ко мне?
   -- А ты, правда, не понимаешь? -- спросил Павел. Валентин покачал головой. -- Потому, что ты мой друг, я не хочу, чтоб между нами становилась работа.
   -- Что за ерунда? Вон же Муха...
   -- Я не Муха, Валька! Я не смогу смотреть тебе в рот, как он. Не смогу делать только то, что ты скажешь, угадывать не смогу, подстраиваться. И через некоторое время начну тебя понемногу раздражать.
   Валентин вытащил ещё одну сигарету, закурил, посмотрел вниз с балкона, сплюнул.
   -- А может, ты всё "взвешиваешься", Тапа? -- тихо спросил он, и Павел напряжённо застыл. -- Так, понимаешь, сейчас это уже не важно. Сейчас надо не об этом думать, сам же говорил. Кто его знает, может, скоро придётся уезжать, и надо иметь хороший задел: знакомствами, блатом, подготовкой, бабками, наконец. Я же не могу один, поневоле нужно иметь команду. Так зачем же туда включать чужих?
   -- Валентин Сергеевич! -- облегчённо засмеялся Пашка. -- Вы мне никак предлагаете в ваших махинациях участвовать? То-то Муха так важно щёки надувает? Ладно, ладно, Кулёк, не обижайся -- шучу.
   -- А если серьёзно.
   -- А серьёзно, в этом я, тем более, не помощник. Не умею.
   -- Не хочешь! Муха вон и то, а ты -- и не можешь?
   -- Не умею, Валька, поверь! Я ведь пробовал, -- Павел помолчал, потом вдруг улыбнулся и стукнул друга по плечу. -- Хватит, а? Пошли лучше выпьем! За лучшего директора страны!
   Валентин опять сплюнул, повернулся и, сузив глаза, сказал.
   -- Баран упрямый! На себя наплевать, так хоть о ней подумай...
   -- Заткнись! -- прошипел Пашка. -- Заткнись, Кулёк!
   -- Как скажешь! Но я ведь могу больше и не предложить.... Я же не обязан тебя каждый раз вытаскивать? Нет? Тогда пошли пить!
   Больше ничего неприятного не было.
   Валентин на минутку открыл глаза, огляделся: все мирно спали. Тихо шуршала музыка. Он допил коньяк, поставил бокал на стол, вытянул поудобнее ноги, закрыл глаза и сразу уснул.
   За окнами снег пошёл сильнее. С запада налетел лёгкий ветерок, подхватил снежинки и закружил их в медленном холодном танце. Через час уснувший город покрылся первым в новом году снежным покрывалом. В квартире на третьем этаже обычного грозненского дома на улице Тершковой этого никто не видел.
   Пока.
  
   В этой ячейке была очень важная информация, но не хватало ещё чуть-чуть и это "чуть-чуть" -- айлант это уже понимал -- содержалось в следующем отрывке. В ячейке, которая запечатала в себе дальнейшие события той же новогодней ночи.
   __________________________________________
   1 -- 27 ноября 1990 г. Верховный Совет ЧИАССР принял "Декларацию о государственном суверенитете Чечено-Ингушской Республики".
   2 -- 23-26 ноября 1990 г. состоялся Первый Чеченский национальный съезд. В ходе работы ЧНС было принято решение о создании независимого Чеченского государства.

19

  
   Виктор проснулся по вполне прозаической причине: хотелось в туалет. Комната освещалась только огнями елочной гирлянды и телевизором. Время от времени экран ярко вспыхивал и выхватывал из уютной темноты остатки новогоднего пиршества и лица мирно спящих друзей. Виктор посмотрел на часы -- почти пять утра -- и попытался снова уснуть. Через две минуты желание стало непреодолимым, а ещё через минуту стало казаться, что всё произойдет немедленно. Прямо сейчас, на диване.
   Виктор встал и, проклиная себя, почти бегом помчался в туалет. По пути мельком заметил чей-то силуэт в ванной, но подробностей не разглядел -- было не до этого. И только выйдя из туалета и почувствовав себя снова человеком, осознал, что силуэт был мужской. Ну, мужской и мужской -- мало ли что кому потребовалось в ванной? Виктор сделал уже шаг в направлении комнаты, где ждал его ещё не успевший остыть диван, но вдруг остановился и повернул назад. Один короткий миг...
   На кухне, прислонившись лбом к стеклу окна, стоял Руслан. За окном мигал фонарь, выхватывал из темноты летящие снежинки. Пляшущие тени бегали по кафелю, и казалось, что в кухне тоже падает снег. Только серый.
   -- Смотри, -- сказал Руслан, -- снег идёт. Значит, год будет хорошим.
   -- Да... -- согласился Виктор. -- А чего у тебя голова мокрая?
   -- Что-то нехорошо стало, -- пожал плечами Руслан. -- Может, съел что?
   -- Понятно. У меня тоже голова гудит от "съеденного".
   -- Да нет, это не то, -- сказал Руслан. -- Слушай, пойдем, пройдёмся.
   -- Сейчас? -- засомневался Виктор. -- Ночью?
   -- Пойдём! Смотри, какой снег! А днём всё снова растает. Пойдём, не бойся!
   -- Да я и не боюсь, -- соврал Виктор.
   На улице было замечательно. Улица была во власти волшебной сказки. Снег, словно гениальный художник, изменил всё. Покрыл плотным слоем асфальт, стерев белым ластиком всё лишнее: мусор, окурки, привычные трещины. Повис на проводах, сделав их похожими на сказочную канатную дорогу. Мягким одеялом укутал деревья, и те уже не казались поникшими из-за оскорбительной наготы. Снег изменил всё, даже настроение.
   -- Кайф! -- закричал Руслан, ступая на нетронутое ещё никем белое полотно. -- Снег!
   -- Здорово! -- моментально забыл о своих опасениях Виктор. -- И не видит никто!
   -- Эй! -- заорал Руслан, подняв голову к замершим окнам. -- Спите? Подъём!!
   -- Кончай! -- толкнул его Виктор.
   Руслан увернулся и снова закричал. Тогда Витька схватил ком снега и залепил ему прямо в ухо. Русик отскочил, наклонился, и через секунду плотный снежок врезался Виктору в плечо. В ответ тут же полетел новый.
   Несколько минут они самозабвенно бегали по двору, смеялись и швырялись снежками. Наконец, снежный снаряд заехал Витьке в лоб, он наклонился, скатал громадный снежок, кинулся за удиравшим Русланом, размахнулся.
   -- Ой, как здоро... -- раздалось от подъезда.
   Витька резко оглянулся, снежок выскочил из руки, полетел по новой траектории и взорвался снежными брызгами на чёрной норковой шубке.
   -- Ой! -- взвизгнула Ольга.
   -- Оля, -- подбежал к ней Виктор, -- извини! Ты как здесь?
   -- Да ладно! -- пьяно засмеялась Ольга. -- Ой, как здорово! А я слышу -- дверь хлопнула... Хитрые, даже не позвали. Пошли гулять!
   Руслан и Виктор переглянулись. Эйфория, только что переполнявшая их, словно в детстве, внезапно улетучилась. Но снег всё падал, деревья так же сверкали белой листвой, да и Ольга в заснеженной шубке и с распущенными волосами, на которых уже тоже блестели снежинки, выглядела, словно Снежная королева. Настроение, не успев упасть, снова стремительно рвануло вверх.
   -- Желание дамы -- закон! -- подал ей руку Руслан. -- Прошу, Снежная королева!
   Они прошли через двор, повернули налево, перешли дорогу. Нигде не было ни души. Снег был девственно чист, и только за ними на белом покрывале оставались первые следы. Четыре мужских отпечатка и два тонких -- женских. Тут же ревниво налетали белые хлопья и укутывали следы тонким полотном. Исправляли.
   За дорогой, где когда-то раскинулся небольшой скверик, а сейчас доживали век его остатки, Виктор остановился и оглянулся назад.
   Окно на третьем этаже выглядело совсем тёмным, и, лишь приглядевшись, можно было заметить пробивающийся через шторы свет телевизора.
   -- Спят! -- хихикнула Ольга.
   Виктор поднял взгляд выше: окна четвёртого этажа были совсем чёрными. Оно и понятно -- родители давно спят. Посмотрел левее: с торца дома с громадного плаката призывно улыбалась стюардесса. "Летайте самолётами Аэрофлота", -- прочёл Виктор и привычно улыбнулся.
   -- Слушайте, -- сказал Руслан, -- а что мы на мосту не видели? Пойдём к Сунже.
   То, что когда-то было сквериком, тоже замело снегом: и еле угадывающиеся следы некогда шикарной клумбы, и остатки аллейки, и появившийся недавно уродливый вагончик с корявой вывеской "Рэмонт обуви". Снег лежал и на чугунной ограде набережной, на оставшихся ещё кое-где металлических вазах, на ещё больше разросшихся по-над Сунжей деревьях.
   -- Смотрите, -- сказал Виктор, -- айлант ветками машет. Это он нас приветствует. С Новым Годом, побратим!
   -- Это то самое дерево, на котором вы кровью клялись? -- презрительно засмеялась Ольга. -- Самая настоящая вонючка! Что ещё мог выбрать ваш "художник"?
   Ольга выглядела по-прежнему эффектно: запорошенные снегом светлые волосы, распахнутая шубка, из-под которой в глубоком вырезе сверкала дорогая цепочка, зелёные, мерцающие в темноте глаза. И только хищное выражение лица и язвительная улыбка уже не делали её похожей на Снежную королеву. Виктор вздохнул, отвёл взгляд и не стал её поправлять.
   -- А всё-таки гады вы, что меня тогда не позвали, -- тихо сказал Руслан.
   -- Брось, Русик! Это же детские забавы. Что бы изменилось?
   -- Не знаю...Может, и изменилось бы. Клятва на крови не бывает детской.
   -- Ну-ка, ну-ка! -- заинтересовалась Ольга. -- Можно поподробнее? А то мне мой директор никогда ничего не расскажет!
   -- Да понимаешь, Оля, -- немного помолчав, начал Руслан и вдруг схватился за живот. -- Зараза! Подождите, я сейчас!
   Повернулся, спрыгнул через дырку в ограде, почти бегом спустился к Сунже, повернул налево и исчез за стеной музучилища.
   -- Русик! Ты куда?
   -- Оставь! -- громко засмеялась Ольга. -- Прихватило человека! Надо было меньше мяса трескать. Господи, ну что за джентльмены пошли!
   Руслан, уже завернувший за запорошенную снегом стену, услышал звонкий голос, и в голову ударили стыд и злость. Ну что за женщина! Ни Аня, ни Света слова бы не сказали, сделали б вид, что не заметили, а эта... Гадюка!
   В животе бурлило и булькало, но Руслан, проваливаясь по щиколотку в снег, быстрым шагом шёл дальше и дальше: места были слишком открытые. Кривился, проклинал себя за "слюнтяйское чистоплюйство", но шёл.
   -- Зря ты так, -- укоризненно скал Виктор. -- Вдруг услышал? Они к этому не так относятся.
   -- Кто? -- деланно удивилась Ольга. -- Чечены что ли? Тоже мне.... Ой, а это ещё кто?
   Виктор повернулся, и сердце испуганно бухнуло: с дороги, из-за музыкального училища быстрым шагом приближалась целая толпа. " Чечены! -- подумал Виктор, и сердце заколотилось, как сумасшедшее: -- Ну почему всегда я? Почему всегда? Почему? По-че-му?"
   Он немного ошибся: приближающаяся стая состояла из четырёх чеченцев и трёх русских.
   Стая приехала в город из Черноречья ещё вечером. Приехала с целью хорошенько развлечься. С тех пор прошло почти семь часов, и сейчас все они были замёрзшими, усталыми и злыми: как следует развлечься не удалось.
   Сначала они выпили три бутылки водки, сразу захмелели и, где и как встретили Новый год, помнили плохо. Потом попытались сунуться в "Татабанью", но там веселилась какая-то крутая компания, и их, несмотря ни на какие уговоры, не пустили. Хорошо хоть продали ещё водки. Водку выпили на площадке детского сада. Там же скурили несколько самокруток с анашой. Зажгли парочку взрывпакетов, выбили пустой бутылкой окна детского сада, поорали и пошли гулять по опустевшим улицам. Во дворе около "Дома моды" им повезло: поймали запиравшего гараж мужика. Ваха и Мишка-Пузырь сбили мужика ударами кастетов, а Колян добавил бутылкой. Потом мужчину долго пинали ногами, и с каждым его стоном настроение стаи стремительно поднималось вверх. Когда мужик замолчал, у него забрали ключи, вытерли с них кровь, открыли гараж и выгнали машину. "Жигули" завились с пол-оборота, и настроение стало совсем прекрасным. Через полчаса оно снова упало: машина заглохла у "Барского" дома и что они только ни делали, заводиться не желала. Колян предложил притащить мужика -- пусть чинит. Предложение показалось отличным и они бегом помчались назад. У гаража вместо мужчины оказалось только кровавое пятно, чуть запорошенное начавшим падать снежком. За это Зелим разбил Коляну нос. Потом подрались Ахмет с Лом-Али; из-за чего, уже никто понять не мог. Запасливый Санёк вытащил припасённые загодя "колёса", и все помирились.
   Как стая оказалась около музыкального училища, что им здесь понадобилось, никто из них не помнил. Да это сейчас было и не важно. Важно было другое: впереди показалась жертва, даже две. Лучшего сейчас невозможно было придумать. Сейчас они, наконец-то, повеселятся. От души!
   -- Эй, дядя! -- с трёх шагов окликнул Виктора Колян. -- Закурить дай!
   Из-за стука сердца и шума в висках Виктор расслышал плохо, скорее, догадался и тут же вытащил сигареты.
   Стайка подошла вплотную и привычно рассыпалась полукругом, отрезая Виктору и Ольге путь к отступлению. Впрочем, делали они это по привычке: по одному виду жертв было ясно, что ни бежать, ни сопротивляться они не будут.
   Виктор затравленно огляделся: все молодые -- самому старшему вряд ли исполнилось восемнадцать.
   -- Вот сигареты, ребята, -- голос предательски дрогнул. -- Возьмите.
   Высокий чеченец вырвал у него пачку, закурил, предал дальше. Всё медленно, не сводя с них спокойных, ласково-садистких глаз
   -- Хорошая у тебя сучка. Колян, сунул бы такой?
   -- А то! -- засмеялся щуплый паренёк, поигрывая кастетом.
   -- Не надо! -- сказал Виктор.
   В глазах у него плыла серая пелена, стук сердца заглушал собственный голос, но он всё же сделал шаг вперёд, закрывая собой Ольгу.
   -- Не надо. Возьмите деньги, возьмите всё.
   -- Деньги -- это хорошо, -- усмехнулся Ваха. -- Давай считать. Сколько такая сучка стоит -- рублей сто? Каждому по два раза.... Эй, Санёк, посчитай!
   -- Почему по два? -- возмутился Ахмед. -- Я три хочу! А ещё в рот, вон у неё какие губки! Ваха, давай ей в рот дадим?
   Мишка-Пузырь мечтательно улыбнулся, по подбородку побежала слюна.
   Ольга схватила Виктора за плечо и тонко взвизгнула. Ваха довольно засмеялся.
   -- И в жопу можно. Прикинь, какая у неё жопа!
   -- Нет! -- завизжала Ольга. -- Нет, нет, нет! Витя!
   -- Ви-тя! -- передразнил Санёк. -- Витя, с тебя семь штук. Есть у тебя столько?
   -- Не надо, ребята! -- повторил Виктор. -- Будьте людьми!
   -- Ви-тя! -- взвыл, вихляясь, Колян. -- Ви-тю-ня!
   -- Не надо! -- опять повторил Виктор, чувствуя, как сводит живот и влажнеет в брюках, и вдруг догадался. -- Подождите, сейчас Руслан придёт. Руслан Галаев. Он на минутку отлучился, он сейчас...
   -- Да пошёл ты! -- заорал Колян и замахнулся кастетом.
   Почти ничего не видя, Виктор всё-таки уклонился и ударил паренька в нос. Отклониться от второго удара он уже не смог: кулак Вахи врезался ему в ухо, и свет в глазах померк совсем. Последнее, что он услышал, был пронзительный Ольгин визг и чей-то крик: "Заткни ей пасть!". Потом одновременно под ребром и в голове вспыхнула дикая боль, и Виктор упал.
   Руслан прошёл по берегу мимо стены музыкального училища, миновал короткое пространство, где когда-то был овраг, протиснулся по узкой кромке вдоль забора. Ничего подходящего не попадалось, и Руслан пошёл дальше.
   Колян встал, вытер кровь под носом. Хотел ткнуть мужика кастетом в затылок, но услышал Вахин приказ: "Заткни ей пасть!" Рванул девку за руку, оттащил к ограде и закрыл ей рот рукой. Девка оттолкнула руку и завизжала ещё громче. Ваха отвлёкся от упавшего мужика, бросил на Коляна дикий взгляд и выругался. Тот сразу всё понял, размахнулся и влепил сучке увесистую пощёчину. Голова у той дёрнулась, из разбитой губы побежала кровь. Колян ударил ещё раз и снова зажал ей рот. У девки по лицу текла тушь, она тряслась, как припадочная, но больше не вырывалась.
   Забор кончился, и Руслан оказался в узком проёме, закрытом с трёх сторон. "Наконец!" -- мелькнуло в голове, и он стал снимать заранее расстегнутый плащ. Уже сидя, он услышал далёкий визг и поморщился: " Вот же мерзкая баба!"
   Виктор попытался подняться, получил удар ногой в лицо и снова упал. Вокруг него сгрудилось, мешая друг другу, шесть человек, удары ботинок сыпались один за другим, и каждый удар взрывался болью. Дикой болью. Во рту стало сладко от крови, брюки совсем промокли. Потом боль стала ощущаться слабее, а потом исчезла совсем. За мгновение до этого ему послышался такой знакомый, но совсем неуместный сейчас шелест листьев. Виктор улыбнулся и потерял сознание.
   Колян сунул руку Ольге за пазуху, рванул платье. В руке оказалась золотая цепочка, и он быстро спрятал её в карман. Оглянулся -- никто не видит -- и громко закричал.
   -- Да харе вам! Сюда давай -- смотри, какие у неё буфера!
   -- Щас! -- отозвался Ваха, нанося очередной удар.
   Стая была довольна: наконец-то удача улыбнулась им, и праздник прошёл не зря. Все шумно дышали, глаза возбуждённо горели. Первым от увлекательного занятия оторвался Санька: пинать мужика ему надоело, хотелось перейти к бабе. Оторвался, поднял голову и удивлённо осклабился.
   -- А это что ещё за козёл? Босиком!
   Павел проснулся внезапно, отодвинул Анину руку и сел. В голове странно шумело: как будто шелестела листва. " Какие, на фиг, листья?" -- спросонья подумал Павел. Листья зашумели сильней, и Павел вскочил. Что-то мешало. Он взглянул вниз: обута была только одна нога. Нагнулся поискать, бросил и быстро, как будто его кто-то толкал, пошёл к двери. По лестнице он уже бежал, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Выскочил из подъезда, поскользнулся, удержал равновесие и бросился налево, к выходу из двора. Тонкий носок сразу стал мокрым, но он уже не замечал ничего: только всё более тревожный шум листвы в голове. А когда перебежал дорогу и увидел в самом углу, у спуска к Сунже, шевелящуюся толпу, когда в этом шевелении мелькнула распростёртая на снегу фигурка, шум листвы уже стал не нужен. Павлик на ходу сбросил пиджак и помчался прямо в стремительно приближающуюся стаю.
   Визг повторился. Руслан снова чертыхнулся, вспоминая недобрым Валькину жену. В принципе уже можно было бы возвращаться, но он не торопился -- сидел и спокойно мыл руки в холодной воде. Внезапно чуть зашумело в голове. Зашумело как-то странно: как будто где-то шуршала листва. Руслан удивился, прислушался: листва шумела еле слышно. "Вот ерунда", -- подумал Руслан, и шум прекратился. Но почему-то стало немного не по себе. Он встал, отряхнул руки и пошёл назад.
   От стаи отделился один, обернулся, крикнул что-то про козла. Остальные продолжали пыхтеть и размахивать ногами.
   -- Эй! -- крикнул Павлик, притормаживая. -- Сюда!
   Нога поехала, и Павел растянулся в снегу, попытался встать и упал снова. Стая оторвалась от неподвижного тела, увидела новый непонятно откуда взявшийся персонаж и на секунду замешкалась: персонаж вёл себя непривычно.
   -- Сюда! -- поднялся Павел. -- Зассали, суки?
   Стая мгновенно пришла в себя и двинулась вперёд, привычно рассыпаясь полукольцом.
   -- Ты чо, клоун? -- хохотнул коренастый плотный паренёк. -- Жить надое...
   Он оказался ближе всех, и Павлик встретил его двумя молниеносными ударами -- в корпус и в голову. Коренастый рухнул, не издав ни звука. Тут же вперёд бросились ещё двое. Один взвизгнув, попытался ударить Павла ногой, на руке второго блеснул кастет. Павлик легко ушёл влево, ударил первого под подбородок, не давая упасть, схватил, ударил второй раз и толкнул навстречу второму. Тот автоматически отклонился, получил мощнейший прямой в лицо и растянулся на асфальте. Из разбитого носа на снег красно-чёрной струйкой хлынула кровь.
   Атакующее полукольцо лишилось половины загонщиков и в недоумении замерло. Ваха быстро огляделся: сбоку без движения валялся Лом-Али с разбитым в кровь лицом, рядом корчился и скулил Санька. Зелим, правда, пытался встать, но было ясно, что боец из него уже никакой. Всё это за какие-то секунды сделал этот непонятно откуда появившийся козёл, и на мгновение Вахе стало не по себе. "Козёл" тем временем тоже остановился, оглядываясь, и Ваха рассмотрел его получше. Длинный мужик, даже, скорее, парень с непривычно длинными волосами. Явно русский. Белая рубашка со сбитым набок галстуком, одна нога обута, на другой только носок. Последнее подействовало на Ваху, как красная тряпка на быка, он даже заскрипел зубами.
   -- Колян! Сюда! -- закричал Ваха, не оглядываясь, и вытащил нож.
   Павел, пользуясь заминкой тоже огляделся. Трое, оставшиеся от стаи, его интересовали в последнюю очередь. Первым делом Пашка скосил глаза налево: Муха лежал у железной ограды, вокруг, на утоптанном снегу темнели пятна крови. И хотя фигурка в распахнутом пальто выглядела неподвижной, Павел сразу понял, что Виктор жив. Может быть, потому, что в голове опять зашуршала листва? Он посмотрел вперёд: у ограды прямо в снегу сидела Ольга, рядом темнел ещё один мерзкий силуэт. Вожак -- плотный чеченец -- что-то властно крикнул, силуэт отделился от Ольги и превратился в щуплого пацана с ножом в руке. "Четыре", -- машинально отметил Павел.
   -- Ты чё, сука -- боксёр? -- крикнул, распаляя себя Ваха. -- Щас дохлым боксёром будешь!
   -- Давай! -- сказал Павел, не двигаясь с места. -- Попробуй!
   Плотный шагнул, и тут же воздух прорезал дикий истерический вопль.
   -- Пав!.. -- визжала Ольга на грани ультразвука. -- Пав-лик! Пав-ли-и-и-и!..
   Руслан почти миновал стену музучилища, когда над Сунжей снова пронёсся крик. Кричала явно Ольга, и голос её Руслану очень не понравился. К тому же, в ушах снова зашумело, на миг возникло странное ощущение, что его кто-то пытается позвать. Пытается и не может. Руслан тряхнул головой и, не разбирая дороги, помчался по берегу вперёд.
   В далёком детстве, когда они вчетвером носилась наперегонки по берегу Сунжи, первым неизменно оказывался Тапик. Русик проигрывал ему совсем немного и отчаянно мечтал когда-нибудь обогнать своего длинноногого друга. Наверное, сейчас он, наконец, выиграл бы забег.
   В сквер Руслан выскочил как раз в тот момент, когда поредевшая стая бросилась на Павла. На то, чтоб разбираться, что происходит и кто есть кто, времени у него уже не было. В глазах мелькнули четыре незнакомые фигуры, два или три ножа и отбегающий вбок Тапик в одной рубашке. В принципе, этого ему было достаточно. Времени для разговоров не осталось.
   Павлик отскочил вправо, развернулся, нырнул под руку Ахмеда, и, выпрямляясь, нанёс тому тяжёлый удар в подбородок. Хрустнула челюсть, Ахмед без звука повалился в утоптанный снег, и стая потеряла ещё одного бойца. Следующий -- здоровый молчаливый парень -- отступил назад и тут же вынырнул сбоку. В свете мигающего фонаря блеснул кастет, и увернуться от него Павел уже не успел.
   Успел Руслан. Удар ногой по голени, Мишка-Пузырь на мгновение замер, Руслан ударил ещё раз -- в пах, и когда тот, шипя от боли, согнулся, третьим ударом повалил его на асфальт.
   Павлик кивнул Руслану, отклонился от плотного чеченца, ударил в ответ. Достал, но чеченец устоял и успел зацепить ему руку ножом. Павел, готовя атаку, ушёл вправо, услышал крик "Сзади!" и резко отскочил. Нож поднявшегося, наконец, Зелимхана прошёл мимо, а больше тот ударить не успел: ботинок Руслана отправил его назад. В уже порядком испачканный кровью снег.
   Вахиного приказа Колян ослушаться не мог. Он даже вытащил из кармана нож и в первый момент честно хотел прийти на помощь, но, увидев, что вытворяет этот "одноногий", остановился с выпученными от удивления глазами. Когда же из темноты спуска к Сунже выскочил ещё один, Колян вообще впал в ступор. Он смотрел, как валятся один за другим на асфальт его приятели, и хотел уже только одного: оказаться сейчас как можно дальше отсюда. Никаким весельем уже не пахло -- наоборот, всё происходило, как в страшном сне. И слишком быстро.
   Дольше всех продержался Ваха. Даже умудрился отбить удар "одноногого" и задел его ножом. Рукав белой рубашки лопнул и окрасился чёрным. Ваха бросился вперёд и пропустил сильнейший удар ногой от выскочившего из темноты мужика в плаще. Пропустил, качнулся и тут же буквально повис на кулаках "одноногого". Три или четыре быстрых удара -- Коляну они показались вечностью -- и Ваха с окровавленным лицом осел в снег.
   Мужик в белой рубашке повернулся, Колян почувствовал, как у него сводит судорогой живот, и пришёл в себя. Дёрнулся в сторону, заметил второго, повернул назад и, скуля от страха, в несколько прыжков оказался у ограды. Схватил не перестающую кричать девку, запрокинул ей голову и приставил к горлу нож.
   -- Назад! -- заорал, срываясь на фальцет, Колян. -- Пырну! Назад!
   Ольга взвизгнула последний раз и замолчала, тяжело дыша.
   -- Стой! -- не прерываясь ни на секунду, орал Колян. -- Назад! Убью! Стой!
   Павел и Руслан остановились. Руслан успокаивающе поднял руку.
   -- Тихо! -- сказал Павел. -- Брось нож и уходи, мы тебя не тронем.
   -- Нет! -- орал, ничего не соображающий от страха пацан. -- Стой! Назад!
   Ольга смотрела широко открытыми глазами, и в этих глазах уже не было ничего, кроме обречённости.
   -- Парень, -- сказал Руслан, -- брось нож и уходи, или я спущу твои кишки в Сунжу!
   -- Нет! -- опять завопил пацан, дёргая ножом. -- Врёшь! Стой! Ваха! Ва-ха!
   -- Ты что, не понимаешь... -- начал снова Павел.
   Руслан дёрнул его за плечо, повернулся и быстро пошёл назад. Подошёл к лежащему на асфальте вожаку, схватил его за куртку, посадил. Лицо у Вахи заплыло, голова болталась, глаза бессмысленно смотрели вверх.
   -- Чёрт! -- выругался Руслан, схватил горсть снега и затолкал ему за пазуху. -- Ты меня слышишь? Слышишь?
   Глаза приняли осмысленное выражение.
   -- Слышишь? -- повторил Руслан. -- Нохчи вуй?1
   Ваха посмотрел на Руслана и кивнул головой.
   -- Ну и хорошо, -- почти ласково сказал Руслан и поднял с земли нож. -- Твой ножик?
   Ваха снова кивнул. Руслан ещё раз приложил ему к лицу снег, а затем резким движением запрокинул парню голову и приставил к горлу нож. Колян замолчал.
   -- Ас дош ло хьа са Аллах-Дел дуьхьал дIа дагIийтар!-- громко сказал Руслан. -- Саца ве хьай накъост!2
   Колян замер, прислушиваясь, и Руслан перешёл на русский.
   -- Скажи ему! Скажи, чтоб убрал нож, и пусть уходит. Мы не тронем, клянусь Аллахом! Я даже забуду, что вы есть. Или...-- он чуть надавил ножом. -- Йа ас урс хьокх хьуна!3 Выбирай!
   -- Колян, -- еле слышно сказал Ваха разбитым ртом. -- Слышал?
   -- Не обд..дурят? -- икая от страха, спросил недавний мучитель.
   -- Он поклялся.
   -- А этот? -- Колян кивнул на Павла.
   -- Брось нож, козёл! -- вполне отчётливо произнёс Ваха. -- А то поклянусь я.
   Пацан осторожно отвёл руку от Ольги. Встал, бросил нож на снег и осторожно, не сводя глаз с Павла, сделал шаг в сторону. Павлик не шевелился. Колян так же медленно сделал ещё три шага, замер, повернулся и со всех ног помчался в сторону моста.
   -- Молодец! -- сказал Вахе Руслан. -- А теперь запомни. Я живу вон в том доме, и если увижу вас здесь ещё хоть раз...
   -- Павлик! -- Ольга вскочила, бросилась к Павлу и вцепилась ему в плечо. -- Паша! Руслан! Пав-лик!
   -- Ты цела? -- прервал её Павел. -- Они ничего тебе не...
   -- Нет-нет, -- запричитала Ольга, -- всё хорошо, они не успели! Павлик, вы меня спасли... Руслан! А почему ты босиком? У тебя кровь! Руслан, зачем вы этого отпустили? Он у меня цепочку сорвал!
   -- Ничего, -- снял с плеча её руку Павел. -- Подожди.
   Виктор встретил его открытыми глазами.
   -- Ну что же ты, Муха? Опять? -- тихо спросил Павлик. -- Как ты?
   -- Норм...-- прошептал Виктор разбитыми губами. -- Норм...ально. Я знал, что ты придёшь. Это он... тебе позвал?
   -- Конечно, Муха.
   -- Вы о ком? -- подошёл Руслан. -- Кто позвал?
   -- Он, -- показал глазами Виктор, и Руслан обернулся.
   В воздухе по-прежнему кружили снежинки. Деревья вдоль Сунжи стояли нарядными, тепло укрытые пушистым снежным покрывалом. Нарядные и неподвижные. Все, кроме одного.
   Айлант возвышался над ними над всеми, и на его ветвях не было снега.
   -- Туфлю где потерял? -- спросил Витька.
   -- Забодали! -- засмеялся Павлик. -- Идти-то сможешь?
   -- Не знаю. Хорошо новый год начался. А ты о майских жуках...
   -- Так вот что это был за шум, -- задумчиво сказал Русик. -- Какие же вы всё-таки гады были, пацаны!
  
   Если бы айлант мог, он бы, наверное, удовлетворённо вздохнул: вся нужная информация была найдена и головоломка собралась полностью. Выход из лабиринта, ещё недавно казавшийся миражом, теперь лежал на поверхности. Что этот выход любой нормальный человек назвал бы полным бредом, айлант не интересовало: он давно убедился, что люди не отличались логикой. Они сами не знали, на что способны, не понимали, что могут превратить в реальность почти любой мираж. Если поверят. Если захотят поверить. А для этого мало логики, недостаточно рассудка.
   Чтоб заработала переправа надежды, надо поджечь бикфордов шнур веры.
   Айлант высочайший не умел вздыхать, он только привычно прошелестел листвой
   ___________________________________________
   1 -- Ты чеченец? (чеченск.)
   2 -- Даю слово, что твоя душа отлетит к Аллаху! Уйми своего дружка! (чеченск.)
   3 -- Или я полосну! (чеченск.)
  

Оценка: 8.68*6  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023